Викинг и дева в огне - Галина Емельянова

— За мед, за кашу, за ласку вашу. — И ушел.

— И чего приходил? — недоумевал Ярец. — Ведь видно сказать что-то хочет.

— Да дело у него одно. — Подсела к мужу жена. — Свататься удумал к боярину Сударову, к дочери брата.

— Василиса нашлась? — Тысяцкий с досады крякнул. Вечно эти бабы самое интересное первыми узнают.

— Нашлась, так ведь это дело бабье, не государево, чего спешить, тебе говорить, — засмеялась жена. Была она под стать мужу, высока, величава, и возраст только красил ее, потому что жила в любви и ласке.

— Ну, и что не посватался?

— Так ведь он без роду, без вотчины. Это он в их свейских землях прынц, а здесь всего лишь воин.

— Знатный воин, княжий ближний.

— Ну, от этого терем не поднимется, мошна не вырастет, — парировала жена.

— А ведь хороший.. — Но Ярец оборвал себя на полуслове. Скажешь, а потом бабы на торгу проболтаются, а ежели не выгорит дело?

И он поцеловал жену в губы, и, встав с лавки, понес ее в опочивальню.

Глава 23. Совет

По случаю праздника, пусть еще с языческими гуляньями, собрались у патриарха, в покоях Софийского собора. Выбеленные белые стены, украшали полки с киотами святых ликов, да шкаф заморской работы со свитками. Собрались только втроем: посадник, тысяцкий и сам Владыка. Последний одет по — домашнему скромно, да и вообще риз вышитых золотом не любил. В простом монашеском одеянии, он смотрелся все равно величественно. Государственный муж, страж веры и закона.

Поели чинно, и за бокалом сладкого церковного вина, тысяцкий «забросил удочку».

— Эх, грехи мои тяжкие, уж совсем, стар стал. То бессонница мучит, то колики в пояснице.

— Хорошо бы, попить запаренного овса, или киселя, а еще медвежьи ушки, — оживился Посадник, чья мать, в молодости, лечила травами их семью и соседей по улице. Сам он моложе всех на два десятка лет. Учен в Византии, и интриги императорского двора ему, как семечки. Оттого и смог так высоко подняться. Умел, хитрван, нужных людей подбирать.

— Так оно-то верно, да иногда надо ехать, а боль на коня сесть не дает, — гнул свою линию Ярец.

— Ты что же на покой просишься? — раскусил его замысел владыка.

— А хоть бы и на покой, не сразу, смену себе выращу, годок-другой пройдет.

— И кого же наметил? — Тут уже начиналась битва интересов. Хоть вся троица заодно, но вече и подкупить можно, и своего человека поставить. Но беда в том, что не имелось у посадника такого человека. Хитрых, ушлых, ловких с избытком, а воина умелого нет.

— Так вот Северьян, — чем не тысяцкий? Веры он православной, умелый воин, опять же жениться хочет, в наших землях осесть, — выложил, наконец, правду, ради которой и затеял весь разговор, про больную спину, Ярец.

Владыка, молча пил вино, маленькими глотками, и делать свой ход не спешил.

— Что славянина не нашлось, в ополчении или дружине княжей? Аль сынка, боярского? — недовольно пробурчал Посадник, вытирая платком вспотевший лоб. Он в отличии патриарха облачен в нарядные одежды, и в теплых покоях владыки, он изнывал от жары.

— Так вот и нетути! — Надоело тысяцкому ходить вокруг да около. — А князья Киевские из каких будут, а, из тех же земель, варяги!

— Ведь не боярин, куда ему в тысяцкие.

Разговор затух, Владыка свое мнение не высказывал.

Поели еще блинов, ох и вкусны блины, да с вологодским маслицем. Молчание затянулось. Посадник собрался уходить, и так засиделся, кумовья в гости ждут.

— А на ком он жениться хочет? — наконец нарушил молчание патриарх Мирон.

— Да, вроде Василису Сударову, дочь убиенного Федора, за себя взять хочет.

— А она что жива? — удивились оба, и Владыка, и посадник.

— Объявилась, жива, здорова.

Помолчали снова. Посадник передумал уходить, игра, только вот сейчас и начиналась. Поелозил на лавке запревшим гузном, готовясь к долгой «битве».

— Вотчина ее отца большая, наследников нет, кроме брата Гордия. А не жирно ли ему будет? — Владыка отставил кубок, и строго посмотрел на сидящих напротив думских мужей.

— А ведь, и, правда! — Повеселел тысяцкий, он даже и не думал о таком раскладе. — Часть приданным пойдет, а часть…

— Церкви, — не дав ему закончить, перебил Владыка.

— А городу-то хоть бы куну? — просяще вымолвил Посадник.

— Будет и городу, — утешил его Владыка. — Ты и станешь сватом, — это уже тысяцкому. — Он нам нужен, это и торжество веры христианской, и воями славными, пребудет сила нашей земли.

— Вот и ладно был княжий человек, станет Новгородский! — обрадовано подвел итог беседы тысяцкий.

На том и порешили, а Северин и Василиса не знали, не гадали, что решается их судьба и будущее.

Глава 24. Сказка

Василиса жила в доме дяди, Гордия Симеоновича, не зная ни в чем отказа.

Его младшая дочь, семи лет нарадоваться не могла, тетя Васа и сказки и вышивать мастерица. Ну и что, что шрам у нее на щеке, платком прикрыть и не видно вовсе. Зато вон узоры как шьет, стежок к стежку.

И сказки дивные, за работой молвит.

«В стародавние времена в чащобе бил родник Жизни. Старикам он давал молодость и здоровье, а молодым красоту. И вот поздней осенью в полузимник, пришел к роднику сам Морозко — воевода, сил набраться на долгую зиму. Окунулся в родник дедушка, борода лопатой, а вышел на бережок добрый молодец с кудрявой бородкой. Надел Морозко кафтан расшитый жемчугом, да, и решил на отражение свое полюбоваться. А тут на беду медведь в те места забрел. Потревожили сон его зайцы — русаки. Известное дело, кто добрым будет, коль спать не дали. Подслеповат был хозяин лесной, да еще и злоба глаза застила. Сгреб в охапку зверь Морозко, и ну ломать. Да только родник Жизни подарил не только красу воеводе, но и силу