Сирота с Манхэттена - Мари-Бернадетт Дюпюи
Тут в памяти всплыли признания его собственной матери, сделанные много лет назад. Однажды вечером в кругу семьи Амбруази Дюкен, сидя возле камина, завела удивительное повествование о своих снах, которые впоследствии исполнились до мельчайших деталей.
«Жертвой того же феномена стала и Элизабет, - сказал он себе. - Что бы это могло значить? Что все предначертано свыше и моей Кати было суждено умереть в пути?»
Гомон на палубе усиливался. Гийом не стал расспрашивать дочь, взял ее за руку, а другой рукой подхватил саквояж.
- Сочувствую тебе, милая, и надеюсь, что теперь ничего страшного тебе сниться не будет, - сказал он, слишком взволнованный для того, чтобы дать Элизабет какое-нибудь разумное объяснение.
Она послушно последовала за отцом, как маленький пугливый зверек.
У перил собралась шумная и взбудораженная толпа. Пассажиры с восторгом смотрели на величественную и гигантскую «Свободу, озаряющую мир», расположенную на острове Бедлоу[13], в устье реки Гудзон, к юго-западу от острова Манхэттен. Был полдень, в ясном голубом небе ярко сияло солнце. Мимо проплывали другие суда, и клубы дыма из их труб наводили на мысль о флагах, развевающихся на ветру.
- Вы видели статую? Клянусь всем святым, она гигантская! - вскричал какой-то мужчина в берете.
- Шедевр! - подхватил очень элегантный господин с моноклем в глазу и свернутой газетой под мышкой. - Мы можем гордиться тем, что это Франция презентовала ее Соединенным Штатам по случаю столетней годовщины американской независимости. Открытие состоялось два дня назад, 28 октября, в присутствии президента США мистера Гровера Кливленда. Все это я узнал от капитана.
С замирающим сердцем Гийом стал бередить свою незаживающую рану. Он представил Катрин стоящей рядом и с любопытством взирающей на знаменитую статую.
- Посмотри, Лисбет! Посмотри, сколько людей на пристани и в лодках! Такое впечатление, что они нас встречают. Господи, мы в Америке!
- Папа, почему ты называешь меня Лисбет? - с едва различимой ноткой неудовольствия спросила девочка.
- Ты прекрасно знаешь почему. В Нью-Йорке это будет звучать естественнее. Моя принцесса, нас ждут и другие перемены. Мы на пороге новой жизни, в Новом Свете!
Комок подкатил к горлу, и Гийом умолк. Он только притворялся воодушевленным, надеясь увидеть на худеньком расстроенном личике дочки улыбку. Он не мог на нее наглядеться: белый ситцевый чепчик поверх темных кудрей, черты лица нежные, тонкие, на подбородке ямочка…
- Милая, мы обязательно будем счастливы, - сказал он так, словно хотел сам себя в этом убедить.
Кто-то толкнул его в бок. Гийом обернулся и увидел рядом румяное лицо Колетт.
Она была в отличном настроении и тепло одета, на голове - бесформенная шляпка.
- Ну, мсье Дюкен, разве это не чудесно? Мой Жак остался с детьми, а я решила постоять тут с вами. Говорят, нас паромом переправят в Касл-Клинтон, там пункт приема эмигрантов.
Колетт коверкала незнакомые специфические слова, и с ее акцентом севера Франции это звучало забавно. При других обстоятельствах Гийом бы улыбнулся, теперь же просто кивнул.
- Я в курсе, Колетт. Судовой врач рассказал, чего ждать после высадки. Снова досмотр и медицинское обследование.
- Что ж, не буду вам надоедать, раз все сами знаете. Я-то хотела помочь… - сказала женщина.
- Прошу прощения, - спохватился Гийом, - за свою черствость. Не знаю, что бы я делал без вас, Колетт, я безмерно вам благодарен за вашу помощь. Все так непросто. Я ежесекундно думаю о жене. С каким восторгом она бы разделила всеобщий энтузиазм! Ее кончина зафиксирована в бортовом журнале, капитан указал обстоятельства смерти и дату. Моя обязанность - сообщить ее родителям, живущим во Франции. Они возненавидят меня еще больше. Они были против нашего отъезда. Господи, и оказались правы.
Слова освобождали его от невыносимого стеснения в груди. Колетт слушала, изобразив скорбную гримасу. Элизабет не упускала ни слова из их разговора. С серьезным выражением личика, прижимая к груди куклу, она наблюдала за полетом чаек. Свободной рукой она вынула из кармана своего жакета игрушечного оловянного солдатика.
И сразу ей вспомнился замок, гроза и потоки дождя за окном, детская, где к ней явился Жюстен, добрый мальчик с очень светлыми волосами. Как было бы хорошо увидеть его тут, на палубе! Будь он рядом, она бы грустила чуть меньше.
Высадка пассажиров «Шампани» растянулась на много часов. Наконец Гийом с дочкой ступили на причал на южной оконечности острова Манхэттен, в районе Саут-стрит, вместе с массой других иностранцев, переговаривавшихся между собой на разных языках.
Здесь были ирландцы, итальянцы, поляки, восточноевропейские евреи и, разумеется, французы. Шум стоял оглушительный, и кое-где дошло до драки - из-за украденного багажа или недопонятого слова.
Элизабет очень устала и шарахалась от каждого незнакомца. Гийому пришлось отодвинуть на задний план свою утрату и связанные с ней тяжелые чувства, чтобы заняться насущными потребностями. Молодой мужчина беспрестанно напоминал себе: он должен на всем экономить, уберечь свое дитя от толкотни и как можно скорее связаться с Батистом, тоже плотником и членом братства, поджидавшим его в Бронксе.
- Не бойся, милая, мы снимем на ночь комнату, - сказал он, сам себе не особенно веря.
С Колетт и Жаком они попали на разные паромы, а ведь ему гораздо спокойнее было бы, окажись они рядом. Десять дней назад они даже не были знакомы, теперь же Гийом считал их своими друзьями. Нью-Йорк его впечатлил. Все казалось чрезмерным - высота зданий, длина улиц, энергичность его обитателей.
- Если б только мама была с нами! - после продолжительных и бесплодных попыток найти дорогу вздохнул он.
Когда речь зашла об эмиграции, Катрин весело заявила, что все контакты с ньюйоркцами берет на себя, потому что хорошо говорит по-английски - в отличие от Гийома. Наконец ему повезло: спросив, как проехать в Бронкс, он добился понимания, и ему ответили на языке активной жестикуляции.
Смеркалось, когда он смог наконец уложить Элизабет на кровать в скромном гостиничном номере, предварительно обменяв деньги у бакалейщика, оказавшегося соотечественником, нормандцем, с которым познакомился случайно. Тот же торговец указал недорогой пансион на углу квартала, недалеко от своей лавки.
Девочка моментально заснула. На ужин она сгрызла яблоко. Гийом какое-то время сидел у кровати и смотрел на нее. Никогда еще молодой плотник не испытывал такого страха перед жизнью. Обхватив голову руками, сгорбившись, часть ночи он упивался своим отчаянием, горько оплакивал любимую жену, чье прекрасное тело, такое нежное, покоилось отныне на дне океана.
Вспоминались отдельные детали
