Сирота с Манхэттена - Мари-Бернадетт Дюпюи
- Ты видела, малышка, ты их видела? - спрашивал медбрат. - Здорово, правда?
Элизабет кивнула, но только из вежливости. Ей не было дела до дельфинов, потому что ее любимая мамочка уже не могла ими полюбоваться. Душу девочки потихоньку захватывала тень, все было черно и мучительно.
- Пожалуйста, мсье, я хочу к папе, - пробормотала она.
Гийом со страхом ожидал сумерек. Ему пришлось на время оставить тело жены, чтобы позаботиться об Элизабет, как это ни было для него тяжело.
- Я обещал Катрин, что все сделаю для нашей обожаемой девочки, - объяснил он Колетт, которая сама предложила присмотреть за Элизабет. - Моя Кати огорчится, если я нарушу клятву.
Она так и сказала: «Наша принцесса не должна страдать ни от голода, ни от холода». Никогда!
Он обдумывал эту дилемму, пока они с дочкой лежали вместе на койке. Элизабет прижалась к отцу и заснула, только выплакав все слезы и едва слышно высказав жалобы.
«Я обязан быть сильным, - говорил он себе. - Пройдя это испытание, я докажу свою любовь к Катрин. Но больше всего сейчас мне хочется тоже умереть и быть с ней. С моей Кати, моей красавицей, самой нежной и ласковой!»
Это был удар в самое сердце, но страдал он и как мужчина, страстно любящий свою жену. О, как бы он хотел проснуться и снова увидеть лицо Катрин, ее зеленые, с голубоватым оттенком глаза, ее губы, похожие на розовый бутон!
- Эй, мсье Дюкен! - тихонько окликнула его соседка, которая только что вернулась из столовой.
- Что?
- Думаю, вечером девочку-то лучше от всего этого уберечь. Она и так вся извелась, бедняжка, и если поведете ее наверх, будет еще хуже, - сказала встревоженная Колетт.
- Может, и так, сам не знаю, - отвечал Гийом. - Что может быть хуже для шестилетней девочки, чем лишиться матери? Но я подумаю.
- Я все понимаю… Если какая помощь понадобится, только скажите! - добавила соседка и стала приводить в порядок своего младшего, Поля.
Гийом долго взвешивал все за и против. Говорил себе, что жизнь Элизабет не будет ни легкой, ни приятной.
«И чем скорее я приму жестокую действительность, тем лучше. На работу придется выйти сразу же по приезде в Нью-Йорк. Но как быть с Элизабет? Чем ее занять с утра до вечера? Я отдам ее в школу, хотя она и не говорит по-английски!»
Едва решение было принято, как перед его мысленным взором возникло бледное лицо Катрин, умоляющей позаботиться о дочке, уберечь от всех бед.
«Нет, моя принцесса не увидит, как тело ее мамы отдадут океану. Нет, нет и нет! Элизабет такая чувствительная, нервная. Я сделаю все, что в моих силах, Кати, клянусь! В Нью-Йорке найду кого-то, кому можно доверять, кто будет присматривать за нашей девочкой».
Близилось время церемонии погребения. Он бесшумно встал, стараясь не разбудить Элизабет. Колетт, которая, похоже, не сводила с него глаз, моментально сунула ему в руки деревянные плечики с надетыми на них белой рубашкой и слегка примятым черным костюмом.
- Зато будете одеты как подобает, мсье Дюкен. Это вещи моего Жака. Он решил вам их одолжить, ведь багаж-то вы потеряли.
- Благодарю вас, Колетт, вы очень добры. Это правда, я лишился и чемоданов, и рабочих инструментов, и компаньонской трости. Она особая - с выгравированными на набалдашнике циркулем, угломером и линейкой. Я лишился подаренных отцом золотых часов. И расстраивался из-за этого - ну вы видели такого болвана? И вот сегодня я потерял Катрин, мою любимую жену. Я бы жизнь отдал, лишь бы еще раз увидеть ее улыбку - хотя бы на долю секунды!
- Держитесь, Гийом! У вас осталась дочка, - сказал бывший шахтер, который только что пришел.
Будучи трезвым, Жак, супруг Колетт, охотно заботился о близких: сердце у него было доброе. Поэтому он, не раздумывая, предложил молодому вдовцу следующее:
- Мы с Коко поселимся в Бронксе. У меня есть адрес кузена, который живет там уже два года. Если у вас что-то не заладится, попытайтесь найти жилье по соседству с нами, и Коко будет смотреть за вашей девочкой до вечера, как и за нашими сорванцами.
- Почему бы нет, Жак… Помощь мне точно не помешает.
Пробормотав эти слова, Гийом стал переодеваться в узком проходе между койками. На душе скребли кошки, он никак не мог поверить, что Катрин больше нет. Жизнь перестала его интересовать.
«Из Нью-Йорка я сразу напишу тестю. Узнав о нашей трагедии, он сможет приехать и забрать Элизабет. Во Франции она ни в чем не будет нуждаться, получит хорошее воспитание и будет жить в замке, а я - я покончу с собой, ведь в том, что произошло, только моя вина!»
Ему стало чуть легче, ведь спасение от ужасной боли, пожиравшей его изнутри, было наконец найдено. И такое простое решение! Несколько дней мучений - не больше месяца! - и он тоже уйдет, исчезнет с лица земли, как и его обожаемая Кати.
- Давайте завяжу вам галстук, - вполголоса предложила Колетт. - И не переживайте, если дочка проснется, скажу, чтобы непременно вас дожидалась.
- Не знаю, как вас и благодарить, - отвечал Гийом. - Корабельный священник меня, наверное, уже ждет.
- Держитесь, дружище! - Жак пожал ему руку. - Церемония надолго не затянется.
Гийом с убитым видом кивнул. И, все еще пребывая в сомнении, пошел к трапу. Элизабет слушала разговор, не подавая виду, что не спит, с закрытыми глазами. Что происходит, она не понимала и, обмирая от страха и горя, прижимала к сердцу свою куклу. Из всего сказанного она осознала лишь одно: отец уходит. Он, единственный близкий человек, который остался у нее на свете, ее бросает!
- Не под счастливой звездой родился этот парень, - рассудил бывший шахтер. - А знаешь, Коко… Почему бы и мне не сходить наверх, не составить ему компанию? Потом погуляю немного по палубе.
- Конечно ступай. Ему надо попрощаться с женой, которая была такая красавица, а рядом никого и нет, чтобы поддержать в горе! Леонара и Поля я уложила, теперь займусь вязанием.
Жак удалился, сильно кашляя. Легкие у него пострадали от угольной пыли, но он все же решился попытать счастья в Америке, по примеру тысяч других эмигрантов.
- Вот горюшко! - Колетт со вздохом склонилась над содержимым плетеного чемодана, который только что выдвинула из-под
