Зия Самади - Избранное. Том 2
— Слезай с коня, тыква, разговор есть, — приказал Гани Махаматджану.
— В доме, в тепле не мог сказать? Сколько мы там говорили! Что ты еще выдумал? — недоуменно спросил Махаматджан.
— Э, брат, утро вечера мудренее. Садись. Еще раз тщательно все обсудим.
Они закурили самокрутки.
— Вчера забыл я об одной вещи…
— Какой такой вещи?
— Есть одно дело…
— A-а, сообразил: ты думаешь, мой конь будет отставать и задерживать тебя. Да, конечно. Эх! Если бы подо мной был мой серый, я бы тебе показал, что такое конь!
— Дело не в коне. Если бы за этим дело стало, я бы тебе через полчаса такого бы скакуна достал…
— Тогда не знаю. А может, ты на меня за что-нибудь взъелся? — рассмеялся Махаматджан.
— Перестань, Махаматджан, сейчас не до смеха, — остановил его Гани. — Вчера я об одной штуке промолчал у Сая.
— Так, — кивнул Махаматджан, — это верно. Нельзя все, что на душе, открывать перед ним. Что ни говори — ведь он китаец!..
Гани удивился:
— Значит, ты считаешь, что Сай Шансину нельзя доверять? Но ты же знаешь, что он спас мне жизнь?
— Ну и что? Сначала ты спас ему жизнь, да еще и жене, и дочери, потом он тебя отблагодарил, даже дважды. Ну вот, вроде вы и квиты. Больше доверять нельзя.
— Хватит тебе! — резко оборвал его Гани. — Всех под одну гребенку стрижешь!
— Ох ты, куда мы пустились! Было время, сам говорил: увижу китайца — так и хочется ему в горло всадить нож! Быстро же ты изменился!
— Поумнел!
— Многие поумнели, в слуги к захватчикам метят!
— Ты с ума сошел! — закричал Гани. — Это я-то — в слуги к властям?!
— Да не о тебе речь, что ты, — стал успокаивать его друг. — Хочу лишь напомнить тебе, что китайцы все на одно лицо — и правитель, и мелкий торговец, и дехканин. Забудешь об этом — сами они с нашей шеи не слезут.
— На чьей шее Сай сидит? А вот что вся наша банда — беки, лозуны да шанъё сидят у народа на шее — это точно. Чем эти мусульмане китайцев лучше? Да они готовы из-за своей прибыли таких, как мы, заживо изжарить!
— Это-то правда… — согласился Махаматджан. — Да что мы, собственно, раскипятились! До того ли сейчас!
— Именно что до того! Мы с тобой тогда, когда в глаза смерти глядим, правду от лжи должны отличать! Мы с тобой — слуги правды! И всех людей, друзей и врагов, по ней одной ценить обязаны!
Товарищи замолкли, устав от спора. Не раз они схватывались так, пытаясь поймать истину, — не легко она давалась молодым неопытным и необразованным парням. Сегодня Махаматджан заметил, что его друг стал спорить убежденнее и увереннее, чем раньше. Казалось, что он владеет правдой более полной и ясной, чем прежде. Ну да, подумал Махаматджан, это у него от деда Нусрата, от Рахимджана Сабири.
Он не испытывал зависти к Гани, наоборот, чувствовал гордость за него. И Махаматджан проговорил примирительным тоном:
— Вчера договорились, что ты до поры до времени скроешься с глаз местных властей. Но если ты решил предпринять что-нибудь другое, я готов сейчас же следовать за тобой.
— Нет, все будет, как решили. Но прежде, чем укрыться у юлтузских калмыков, я должен побеседовать с Хакимом-шанъё. Обязан я отнять у него документы на землю и вернуть их настоящим хозяевам. Совесть требует!
— Но ведь Сай говорил, что все они направились в Кульджу с материалами на тебя самого. Если пойдешь за ними следом, ты просто сам направишься в клетку.
— Надо перехватить их до Кульджи!
— Но как? Ведь они еще вчера вышли из Токкузтара?
— Этот толстяк Хаким не может долго ехать на коне. Он обязательно где-нибудь остановился до Кульджи заночевать, — Гани с любовью погладил шею коня, — а мой сокол, я знаю, меня не подведет!
— Ну раз так, то и я с тобой!
— Нет! — отрезал Гани. — Твой конь не выдержит пути, отстанет. Да и вообще на этот раз лучше тебе не ввязываться в историю. Жди меня в селении Уч каптар у моего друга Анвара, — подвел он итог и вскочил на коня. Немного отъехав, Гани повернул в сторону Или. Махаматджан долго смотрел ему вслед…
Эту дорогу батур знал так, что мог бы проехать ее с закрытыми глазами. Не прошло и часа, как Гани был уже на берегу реки. Здесь он поспешно разделся и связал узлом одежду. Холодный ветер набросился на его обнаженное тело. Гани поежился, но смело вошел в воду, ведя за собой коня. Вода была настолько студеной, что лишь крайняя необходимость заставила джигита выбрать такой способ переправы. Но он очень спешил, а до парома далеко. Что делать, приходится лезть в этот жидкий огонь. Ладно, не в первый раз! Выдюжим!
— Да поможет мне пророк Нох! — вспомнил Гани Ноя, которому вода тоже принесла немало неприятностей, и вошел в реку. Шел, пока поток не достиг пояса, потом поплыл… Когда выбрались на тот берег, конь отряхнулся так, что влага дождем полетела с его шерсти. Отряхнулся и дрожавший от холода джигит. Одевшись, стал собирать сухие ветки и засохший кизяк, разжег костер. Хотя пламя плясало весело, Гани никак не мог согреться, его зубы выбивали крупную дробь. Пляшущими руками он вынул из хурджуна вареное мясо, ломоть хлеба и бутылку водки и только поднес ее ко рту, как вдруг в темноте раздался голос:
— Ассалам алейкум!
— Это еще кто там?
— Это ты, Гани?
— Да, я! А ты кто такой и что тут делаешь? Садись к огню…
— Стадо пасу. — Пастух присел у костра.
Гани отпил несколько глотков водки и стал закусывать мясом.
— Пить будешь? — спросил он у пастуха.
— Угостишь — буду.
Гость взял бутылку, отпил несколько глотков, поперхнулся, закашлялся, но бутылку не вернул.
— Закусывай мясом… Откуда меня знаешь?
— Ты же тамыр нашего Кусена.
— Стадо свое или нанялся? На, кури…
Пастух сначала крепко затянулся:
— Стадо Хакима-шанъё.
— Хакима?! — вздрогнул Гани. И вспомнил — каждый год после джайляу шанъё свои стада отправляет пастись на берега Или. Взяв бутылку у пастуха, Гани снова отпил. Затем торопливо доел мясо и, ничего не говоря, стал собираться с озабоченным видом. Пастух с удивлением смотрел на него.
— Где сейчас Хаким-бай, знаешь?
— С утра выехал в город.
— А откуда знаешь об этом?
— По его приказу я привел ему двух скакунов.
Гани не стал больше слушать пастуха и направился не в сторону селения, как предполагал раньше, а прямиком к дороге, ведущей в город.
А пастух, который, как все простые люди в краю, восхищался Гани, про себя пожелал ему счастливой дороги и успехов в его делах, а сам накинулся на остатки водки и мяса.
«Ну вот, не успело зайти солнце, а я уже у цели», — подумал Гани, подъезжая к лощине Жиргилан неподалеку от Кульджи и увидев недалеко впереди четырех всадников. Это были Хаким-бай, Рози-имам и двое их слуг.
