Линда Ли - Белый лебедь
Потом дирижер сказал ей всего несколько слов. Но и их было достаточно. «Я не верил, что ты сможешь сыграть Баха».
Ложь.
Софи знала, что никакого отношения к Баху это не имеет. Она подумала о своей матери и об этом человеке. Обещания, которые он давал, — обещания, которые больше не нужно было выполнять, потому что ее матери уже не было в живых.
Но, даже зная все это, Софи впервые в жизни усомнилась в своих способностях. Действительно ли это ложь, вдруг спросила она себя, и эти коварные мысли постепенно вытеснили уверенность, с которой она готовилась к концерту.
Бах всегда был ее любимым композитором. Утратив возможность дебютировать, на что она очень сильно рассчитывала, она начала размышлять о том, правильно ли она играет.
Она уехала в Германию, в Лейпцигскую консерваторию, где записалась на четырехгодичный курс обучения. Она анализировала и изучала, практиковалась и играла, пока не прошла все классы и не научилась всему, чему могли научить ее тамошние профессора. Тогда наконец она дебютировала — в Амстердаме, а не в Бостоне. И потерпела полное крушение.
Ей было не по себе. Приняли ее холодно, и она ежилась, читая утром заметки, в которых описывалось безвдохновенное выступление очередного вундеркинда. Но все изменилось, когда она придумала новую манеру поведения на сцене. Сверкающую и ослепительную. С драгоценностями и туалетами.
Пусть это не Бах, но поначалу она всем нравилась.
Немного раньше, в начале вечера. Патриция сказала, что Найлз хочет ее видеть. Софи представить себе не могла, что ему нужно, и не слишком хотела это узнать. Она еще не готова встретиться с ним, несмотря на то что прошло столько лет.
Ей как-то удалось проскользнуть мимо толпы гостей и убежать, и неожиданно она нос к носу столкнулась с Брэдфордом и Эммелайн Хоторн.
— Малышка Софи, — снисходительно проговорил Брэдфорд, целуя ей руку, словно был придворным эпохи Возрождения.
Это был высокий, представительный джентльмен с широкими плечами. Он умел быть обворожительным, но она слишком хорошо помнила, как бессердечно он бросил Грейсона на произвол судьбы. Тогда она его возненавидела и до сих не могла заставить себя простить его.
— Ну что ты, Брэдфорд, — улыбнулась Эммелайн, протягивая руки Софи, — она уже не маленькая девочка. — Она сердечно обняла ее, а потом отодвинула от себя. — Она выросла и стала красивой молодой женщиной.
Эммелайн была мягкой и мечтательной, возраст придавал ей изящество и достоинство, недоступные юности. Мать Софи была скорее симпатичной, чем красивой, и Софи всегда дивилась воздушной привлекательности Эммелайн.
Старшая женщина улыбнулась еще ласковее.
— Я уверена, ваша матушка гордилась бы вами. Мне ужасно жаль, что ее здесь нет и она не видит, каким вы пользуетесь успехом.
Софи почувствовала, как в горле у нее появился мучительный комок, и внезапное желание, чтобы мать оказалась сейчас рядом с ней, было таким сильным, что она чуть не заплакала.
— Благодарю вас, миссис Хоторн, — с трудом проговорила она. — Это очень много значит для меня. Но тут их разговор прервали.
— Софи! — воскликнула какая — то женщина, направляясь к ним в облаке мерцающих юбок и сверкающих драгоценностей. — Не смотри же так удивленно, — добавила она и потом нелепо поцеловала воздух у обеих щек Софи.
Софи не сразу поняла, что эта женщина — Меган Робертсон. Меган была ниже ее ростом и как-то чувственно округла, с темно — каштановыми волосами, причесанными в виде массы локонов и завитков, и большими карими глазами. Превратившись во взрослую женщину, она стала очень привлекательна — именно таких женщин любил изображать Рубенс на своих полотнах. Но когда ей было восемнадцать, ее звали милочкой, и это она дебютировала вместо Софи.
— Здравствуй, Меган, — спокойно отозвалась Софи, с отвращением ощутив былую неуверенность, словно не прошло с тех пор пяти лет. Пришлось напомнить себе, что она все-таки добилась успеха.
Меган поспешно поздоровалась с четой Хоторн, которые сразу же откланялись, оставив молодых женщин вдвоем. Меган круто повернулась к Софи:
— Ты должна пройтись со мной! Все только и говорят, что о тебе, и я хочу представить тебя гостям.
Она взяла Софи под руку, словно они все еще были девочками, и потащила по коридору, заглядывая по пути во все комнаты. Софи не знала, что и думать об этой девушке, которая всегда была ее соперницей, всегда хвасталась, что в один прекрасный день возьмет над ней верх. А теперь, спустя пять лет, она что же, пытается быть доброй?
Софи даже фыркнула от удовольствия, что эта некогда столь популярная девица хочет теперь подружиться с ней. Но теперь они уже не дети, а взрослые люди
— Ты помнишь Джеймса Уиллиса? — поинтересовалась Меган, махнув рукой какому-то человеку, а потом притянула Софи к себе. — Джеймс, золотце, ты ведь помнишь нашу Софи, да?
— Конечно. — Человек этот был одет в дорогой, но слегка помятый вечерний костюм, и вся истраченная им помада не смогла обуздать хохол у него на макушке. — Сколько лет, сколько зим!
Губы Софи растянулись в озорной улыбке.
— Да, сколько лет, сколько зим. Мы не виделись с тех. пор, как ты сунул лягушку мне за воротник.
Джеймс вспыхнул и стал ярко-красным, а Меган расхохоталась, Она похлопала Джеймса веером по рукаву.
— Этого не было, — буркнул он.
— Насколько я помню, — отозвалась Софи, — тогда не обошлось без тебя, Меган.
— Ах да! — Меган рассмеялась и потащила Софи дальше. — Как же я забыла! Ты так корчилась и бесилась, точно тебя подстрелили. Ты всегда была прекрасной актрисой. — Она подняла руку. — Томас! Томас Реддинг! Посмотри, кто со мной.
Софи чуть не заскрипела зубами. Напрасно она надеялась, что Меган стала добрее.
Томас Реддинг был высоким худым человеком. Все детство он провел за чтением книг, и круглые очки составляли такую же неотъемлемую часть его лица, как и нос. Софи знала, что за это время он стал очень уважаемым членом совета.
Он с официальным видом поклонился ей и взял за руку.
— Мисс Уэнтуорт, я очень рад снова видеть вас. И должен добавить, что фотографии в журнале ничуть вам не польстили.
Меган потащила Софи дальше, предоставив Томасу целовать воздух вместо руки Софи.
— Он теперь такой напыщенный. Хотя он, конечно, прав. Ты просто великолепна. Кто бы мог сказать, что малышка Софи превратится в такую красавицу? — Она окинула взглядом комнату. — Ой, смотри, вон Грейсон Хоторн. Ты, конечно, помнишь его?
Софи резко остановилась, сердце у нее замерло. Он стоял в гостиной, его черные волосы блестели при свете хрустальной люстры, белый вечерний галстук был туго накрахмален, черный фрак подчеркивал широкие плечи. Хотя он был окружен людьми, но стоял как бы в стороне от толпы. От него исходило ощущение силы, которая и притягивала людей, и заставляла их настораживаться.
