Я (не) твоя: Невеста поневоле - Ирина Манаева
— Кого сказал — того привела, — платок поправляет. — Не гневись, Зосим, помочь твому горю хотела. Поставишь ей дом…
— И ты туда же, — прищурился, зло на Аннушку смотря. — Не веришь, что сынок мой?
— Да мне-то что! — испуганно жмёт плечами вдовка. — Меня меж вами не было, токмо тебе да жене знать, ребетёнок чей. Ежели твой — так и платы не надо, слыхал Марфу?
Вздохнул горько, глаза отвёл. Только чего речи со вдовкой весть, Ульяну дождётся, вот у кого спросит.
— Мож, не надо было оставлять её тама? — кивает на избу, — долго что-то.
— Уж доверил — доверяй.
А волчик опять завыл.
— Убью собаку, — вскричал Зосим да в сарай кинулся. Выскочил с вилами. Бросилась Аннушка пред воротами.
— Не пущу. Не гневи Марфу, защитник ейный.
— Никак копыта стучат? — встрепенулся Рябой, из калитки выскакивая.
Оскалился зверь, токмо отошёл подальше. И впрямь едет Петька, а за ним мужик какой-то на лошадке Зосимовской. Подскочили, спешились.
— Вот, — показывает на второго Петька, — насилу нашёл.
— Здравствуйте, — слегка выдал наклон головой парень с усиками.
— Молодой какой, — цокнул Зосим, бросил взгляд на саквояж кожаный, что в руке тщедушной зажат был. — Идём, — кивнул головой на двор.
Пробежала мимо Агафья, коей велено было землю за калитку вынести, да на четыре стороны разбросать. Смотрят на девку все, в толк взять не могут, что делает такое. А та как воды в рот набрала.
— Где больная? — опять вопрос задаёт врач.
Вбежали в избу, принюхались.
— А что жжёте, милейшая? — у старухи спрашивать стал парень.
— Смерть её, — усмехнулась, суму завязывая. — Стало быть лекарь теперь смотреть её будет? Ну иди-иди, — отошла от постели, пропуская юнца.
Лежит Ульяна бледная, но глаза открыты.
— Что с ней? — смотрит сверху доктор, глаза раздвигая пальцами. — Головой ударялась?
— Ну, я пойду, — кивает Марфа и выходит, не прощаясь.
— Бабушка, — спешит вослед Анна. — Провожу хоть, — разводит руками. — Хлеба да молока на дорогу дам.
— Придёшь ещё ко мне, — отмахивается. Проходит мимо Петьки, взор на него подымая.
— Твой что ли? — опять на Аннушку смотрит.
— Мой, — краснеет та.
— Ну живите пока, — покачала головой.
Испуганно смотрит на Петрушу Аннушка, боится слов ведьминых. А та уж за калиткой по голове Агафью гладит да шепчет что-то на прощанье.
— Что за старуха? — вопрошает Петька, смотря как за той волк хвостом следы заметает.
— Ой, Петенька, — бросилась на грудь к нему Анна, чуя недоброе. — Всё видит она, всё знает. Никак разлучить нас родные твои хотят.
— Никогда с тобой не расстанусь, — крепко жмёт к груди зазнобу свою. — Всю жизнь душа в душу жить станем. Сына да дочку ро’стить.
— Девочка это, — останавливает его Анна, живот поглаживая.
— Сын! — не соглашается Петька. — Помощник отцовский.
— Будет тебе сынок, сокол мой. Аккурат после доченьки.
— Да с чего взяла? — никак в толк взять не может.
— Чует моё бабье сердце.
Лежит Ульяна, в себя приходит. Смотрит её доктор: в рот заглянул, глаза поглядел, кожу рассматривает. Трубку достал и к животу прикладывает.
— Что ж звали меня? — поворачивается к Зосиму. — Жалобы какие?
— Не больна я, — смотрит Ульяна, — водицы, Зосим, дай.
Выполнил просьбу Рябой, поднёс водицы.
— Голова болит? — вопросы врач задаёт. — Кружится? Тошноту имеете?
Качает головой больная, мол, всё хорошо. Посидел-посидел, руками развёл.
— Ехать мне пора.
Наградил его Зосим за хлопоты, а сам боится с женой наедине остаться. Ускакал Петька сызнова, врача домой доставлять. Токмо заехал по пути домой, куда носа давно не казал.
— Чего явился? — сдвинул брови Касьян. — Не рады тебе тут.
— С Лушкой чего? — спрашивает на то Петька.
— Больная лежит, — нехотя отзывается отец.
— Отходи тады, врача привёз.
— Откуда деньга? — щурит глаз Касьян.
— Уплочено, не боись, ни копейки не возьмёт.
И снова идёт в избу паренёк, смотрит уж вторую сестру. Прописал травы попить и покой назначил.
— А с голосом как? — спрашивает Фёкла
— Вернётся.
Устанавливает Зосим иконки обратно, пока Ульяна на постели сидит.
— А что за женщина была? — интересуется. — Будто шёпот до сих пор её слышу.
Схватил икону Зосим, подскочил к жене.
— Божись, что ребетёнок мой, — дрожат руки с образом.
Опустила глаза Ульяна, ни «да», ни «нет» не говорит, а потом всё ж сказала.
— Назара это.
Сдавили руки раму образа святого, захрустело дерево, только не шелохнётся жена. Вовремя одумался лик поганить Зосим, заревел, как зверь раненый.
— Да пошто ж ты со мной так? — опустил икону на стол, мечется по избе.
— Не надо было грех твой на душу брать. Пред людьми стыдно! Мало того, что ночь, мою по праву, другому отдала, так ещё и дитё не от мужа.
Ходит туды-сюды.
— Кто ещё знает?
— Мать моя, — спокойно отвечает Ульяна.
— Уууу, — сжимает кулак и в стену лупит, чтоб боль с души унять. — Подложили, нарочно порченую подсунули.
— Уйти могу, коли хочешь.
— А людям я чего говорить стану? Как в глаза глядеть? Признал, перед всеми признал.
Бьёт себя по голове Зосим. Горько ему, хоть петлю на шею вешай.
— А вот что скажу, — предлагает Ульяна. — Чистая была, а потом сбежала, а ты и не знал, куда да с кем.
— Оговорить себя хочешь? — горько глянул на жену.
— Коли воротить нос станешь — сбегу.
— Да разве могёшь требовать-то? — качает головой Рябой. — наделала делов уж. Спать ложись. День вон какой долгий.
— Рядом со мной ляг, — приглашает.
— Не могу, не схочу. Вынула ты душу, Улька. Мать твоя знает, — загибал пальцы, — вдовида да ведьма.
И вспомнил он слова Мафры.
«Коли правду говорю — положишь всё, чего обещано, коли вру теперича — ничего не возьму. Как откроет очи — спросим супружницу твою, а коли соврёте мне — мёртвым младенчик народится».
— Ведьма тебя о чём спрашивала? — а сам не знает, куды глаза деть.
Качает головой Ульяна.
— Глядела и молчала.
— И про дитё твоё не говорили?
— Нет, Зосим.
— Тады и не говори пока ничего. Пусть так всё будет, само решится.
Глава 19
Всю ночь не спал Зосим, думал крепко, как с совестью своей ужиться. Только и жена спокойно жила, рядом спала, улыбалась да упрашивала братцу помочь. Не гнела её ложь.
— Ничего, ежели Богу надобно — упасёт.
И не потому так решил Зосим, что жаль ему избу поставить старухе, хоть и дорого выйдет, а потому что соглашаться с её правдой не схотел.
Выдал Петьке провизии да велел ведьме отнесть: зерна да мяса, как сговаривались.
— А про избу чего передать? — сдувает прядь с лица вдовица.
— Ничаво, — сдвигает брови Зосим. — За враньё платить не стану.
Не по себе Анне.
