Кальман Миксат - Миклош Акли, или история королевского шута.
- Лично передам ему. Пишите.
Итак Акли составил еще одно прошение на классическом, изящном латинском языке, такое, каких может быть даже послы не сочиняли. Дюри же впервые почувствовал желание совершить подвиг, когда на его плечи возложили такую ответственную задачу- доставить прошением самому императору. Ну что ж, доставит, даже если бы все черти из преисподней попытались помешать ему! Так он хотел отплатить добром за добро, которое его ментор сделал для мальчика и его сестренки.
В голове Дюри роились тысячи мыслей, но первая из них была: узнать, где сейчас находится император. И он направился к почтмейстеру. В то время газеты, в которых нынче можно прочесть все о жизни двора, еще не издавались. Только почтмейстеры из писем, которые отправлялись из Вены и в Вену, знали о том, где находится императорский двор.
- Его величество сейчас проводит осень в замке Лаксенбург, - отвечал почтмейстер.
Ну что ж, слава богу, замок Лаксенбург по крайней мере Дюри немножко знал. Там он как раз однажды и проник к императору, хотя никто не хотел его к нему пропустить.
Дюри попросил увольнительную у начальника училища на три дня, сказал, что ему нужно уехать по семейным делам и сразу же, нигде не останавливаясь, отправился в Лаксенбург.
И вот он снова перед стражем, у железного шлагбаума, как когда-то много лет назад. Как странно все! Казалось, тот же самый солдат ходил и сейчас взад и вперед. Даже усы у него те же самые.
Но теперь уже и сам Дюри был в военной форме. И огромного роста гвардеец теперь взглядом, полным любви, посмотрел на маленького солдатика, и у него не было никаких возражений, чтобы тот проследовал во двор.
Ну что ж, до сих пор все идет хорошо, подумал про себя Дюри. А что дальше? К кому обратиться? Можно было бы попросить Коловрата. Но от - человек строгий и сразу же отправил бы его обратно в училище. И уж ни за что не допустил бы его к императору с прошением Акли, тем более. Если есть приказ не упоминать при императоре даже имени Акли. Лучше где-нибудь, спрятавшись в кустах, дождаться, когда император пройдет гулять в сад и тогда предстать перед ним и протянуть ему письмо. Только и этот план показался мальчику невыполнимым, потому что прежде чем император отправляется на прогулку, жандармы тщательно обыскивают весь сад. Была у него и другая мысль, подойти к экипажу императора на улице, когда тот поедет на прогулку и кинуть письмо в окно кареты. Да, но император иногда целыми неделями не выезжает из замка. Наконец он вспомнил и о старом Лаубе, камердинере императора.
Когда Дюри с сестрой пришли сюда впервые, это он, Лаубе, заботился о них. Дюри хранил в памяти его доброе красное лицо, как воспоминание, от которого теплее становится на сердце. Сейчас оно вновь предстало его взору, выплыв из прошлого. А что, если взять и навестить старика сейчас? У него он может узнать что-нибудь о сегодняшней программе императора и уже в соответствии с нею определить свое поведение. Верно, однако, и старый Лаубе тоже может спросить, каким образом Дюри оказался здесь? Зачем? Почему не в училище? Ну что же, небольшая неправда - еще не ложь! Скажет старику, что хотел встретиться с Акли. Прикинется, будто и не знает, что там случилось с Акли, и - о, это было бы здорово! - выудит незаметно, в разговоре у доброго и прямодушного старика, почему Акли впал в немилость? Старые слуги порой знают больше, чем самые всесильные господа.
А в императорском замке в этот день царил великий переполох: лакеи носились по коридору, на кухнях суетились поварята, выбегали какие-то люди в белых халатах и колпаках передохнуть от жары или взбить яичные белки, на втором главном дворе вышагивали нарядно разодетые офицеры, вдоль фронтона дворца выстроились две роты гусарского полка Планнкенштайна, а по коридорам и у входов стояли на часах уланы в парадных мундирах.
Словом, император готовился к какому-то большому приему. Но все это только облегчало задачу Дюри: в таком пестром многолюдии легче смешаться с остальными. И он смело направился к знакомому входу, который вел в жилье камердинера. Стражи с копьями "на караул", ничего не спросив, пропустили его. Впереди него, несколькими ступеньками выше, на крыльцо поднимался стройный гусарский полковник. Вдруг он обронил белые перчатки, которые держал в руке. Свернутые комочком перчатки покатились вниз по лестнице. Гусарский полковник обернулся, негромко ругнулся по-венгерски и, обрадовано заметив поднимающегося следом за ним кадета, грубовато крикнул ему по-немецки:
- А ну подай-ка мне перчатки, мальчик!
Дюри покраснел, оскорбленный и обращением на "ты" и "мальчик" и на несколько мгновений заколебался, поднять ли полковничьи перчатки или отказать грубияну в этой элементарной учтивости.
- Ну, что там еще? - рявкнул удивленный полковник. - Может быть тебе не хочется?
Но Дюри уже сделал несколько шагов вниз, вслед за перчатками, потому что посчитал неправильным, имея такое важное поручение, дать сейчас повод для скандала. И потому, подняв перчатки, он протянул их полковнику.
- Ну тебе повезло, кадетик, что ты принес их мне. Иначе, клянусь, располосовал бы надвое твою глупую тыквенную головушку.
- Или я - вашу! - отвечал Дюри, твердо посмотрев в глаза полковнику и непроизвольно потянувшись рукой к своей маленькой шпаге, висевшей у него на поясе.
- Ух ты, черт побери! - воскликнул полковник обрадовано и сразу же переходи на венгерский. - Да кто ж ты таков, братец?
- Я - сын полковника Михая Ковача.
- Ну тогда давай лапу, малыш. Я и в самом деле должен был по твоему поведению догадаться, что венгерская мать тебя родила. Ну, а теперь лучше нам будет помириться, потому что знай же и ты с кем ты сцепился, землячок: я - полковник Шимони.
Теперь настал черед уже Дюри пугаться, что было и не трудно разглядеть на его побледневшем лице. О храбрости знаменитого полковника Шимони ходили повсюду легенды и сказки. Прославленный герой - гусар с явным удовольствием посмотрел на восторженное лицо мальчугана.
- Ладно, пустяки, - заметил он приветливо. - Даже волк отъедает у человека только то, что повыше сапог, а что в сапогах - того он не трогает. Ну а ты из сапог еще не вырос.
И он по-дружески похлопал его по плечу.
- Когда приедет государь? - спросил полковник.
- Какой государь? - удивился Дюри.
- Какой же еще, как не князь Гессенский. Ведь его же приезда вы ожидаете, или еще чьего-то?
- Не знаю, - признался мальчик. - Я не из придворных. Я кадет Винернойштдтского училища.
- Ну тогда, сынок, расти большой! - сказал полковник, прощаясь с мальчиком.
Тем временем они вышли в роскошный, облицованный мрамором коридор. Полковник, шагая горделивой походкой, позванивая шпорами, повернул направо. Дюри же повернул налево, в сторону квартиры императорского камердинера, папаши Лаубе. Однако, не успел он сделать и нескольких шагов, как навстречу ему мелкими шажками выбежал сам старый Лаубе.
