Марина Струк - Обрученные судьбой
Спустя время их небольшой женский кружок нашел Владислав. Верхние одежды его были распахнуты, а жупан под ними наполовину расстегнут, что виднелась рубаха. Один уголок губ кровоточил, а под глазом уже намечалась опухоль, грозя вскоре закрыть его собой полностью.
— О святый Боже! — ахнула Ксения. — Что с тобой, Владек?
Он только улыбнулся в ответ по-мальчишески задорно и увлек в сторону одного лотка, на котором пожилая горожанка разложила свой товар. Он еще давно приметил на нем белые рукавички, связанные из мягкой овечьей шерсти, оттого и потянул туда Ксению, чтобы выбрала по руке себе.
— В самый раз будут, — заметил он, бросая пару монет на лоток, когда Ксения натянула одну на руку. Рукавички отменно подходили к шапке Ксении из белого меха лисы, что купил он в свою поездку в Менск, как и лисью шкуру того же тона, что пришили замковые мастерицы к этому алому плащу Ксении из толстого бархата, подбитого заячьим мехом для тепла.
Только вечером за ужином, когда все были увлечены представлением, что давали жонглирующие деревянными палками потешники, пан Тадеуш рассказал ей о том, что Владислав не сумел сдержаться и полез на импровизированную арену противником кузнецу, что уже успел повалить на снег нескольких смельчаков.
— Я так и думала, — рассмеялась Ксения, отгоняя прочь легкий страх и раздражение за это мальчишество, который не покидал ее с того времени, как они вернулись в Замок. — Как нелепо! А если бы тот выбил ему глаз? Вона какие кулачищи же!
— Ну, не выбил же, — ответил ей Тадеуш, отпивая пива из бокала. — Да и потом — он так оробел, что я сперва подумал, пан Владислав его сразу же на лопатки положит. Да не вышло. Вскоре азарт победы затуманил голову Юшеку, и тот отменно приложил пару раз пана Владека под дружный вдох зрителей. И как думает панна, кто вышел победителем в этом бою?
Ксения прищурила глаза, словно раздумывая над ответом, прикидывая, кто кого мог ударом уложить на снег — высокий и широкоплечий Владислав или вдвое больше и сильнее его кузнец Юшек. Она бросила взгляд на Владислава, левый глаз которого опух настолько, что превратился в узкую щелочку. Тот заметил это, и, оторвавшись на миг от своей беседы со шляхтичами, подмигнул ей здоровым глазом.
— Даже гадать не буду — Владислав, — проговорила она, улыбаясь. — И даже знать не хочу — упал ли Юшек на снег от страха, что на ордината руку поднял, или от удара пана Владислава.
Ответом ей был громкий смех пана Тадеуша, заставивший многих обернуться от потешников на них, а Владислава при этом и выгнуть насмешливо и удивленно бровь.
Следующим утром поехали кататься в снежное поле, что раскидывалось почти на несколько верст от Заслава. Прошлой ночью шел снег, полозья саней словно по мягкому маслу скользили по этому свежему белому покрову, еще нетронутому даже лапой животного.
Владислав сам сел за вожжи, с гиканьем повел их двуместные сани впереди остальных, разгоняя их до такой скорости, что скоро у Ксении, сидевшей подле него, засвистел ветер в ушах.
— Тебе не боязно, моя драга? — перекричал свист ветра и перезвон колокольцев, что висели на упряжи лошади, Владислав, поворачивая голову к Ксении на миг. Его глаза возбужденно сверкали из-под мехового околыша шапки, губы раздвинулись в довольную улыбку. Нет, покачала головой Ксения, отвечая без слов на его вопрос. С Владиславом она ничего не боялась…
Откуда-то из саней позади них донесся задорный свист, и Владислав свистнул в ответ. А потом стегнул лошадь, заметив, что их нагоняют сани кого-то из шляхтичей, выехавших на катание вместе с ними, и та, быстро набрав уверенный темп, увела их сани далеко вперед.
Летел из-под копыт и полозьев саней снег, ветер развевал длинный ворс меха на шапке и вороте плаща Ксении. Она смотрела, не скрывая улыбки, на Владислава, у которого слетела шапка и упала в сани от резкого движения головой, которое тот сделал, снова свистя то ли лошади, что бежала изо всех сил вперед, то ли тем, кто остался позади и безуспешно пытался нагнать сани ордината.
Впереди темной полосой, красиво очерченной белоснежным контуром, показался лес. Вскоре сани въехали на лесную дорогу, замелькали запорошенные снегом деревья и кусты по обе стороны от саней.
Внезапно Владислав вдруг замедлил ход лошади, заставил ту свернуть с дороги прямо под раскидистые ветви рябины, еще хранившие для зимовавших в лесу птиц ярко-красные гроздья ягод. Он отбросил вожжи, остановив сани, и одним махом притянул к себе Ксению, буквально впился в губы страстным глубоким поцелуем. Губы его и кожа вокруг рта были холодными, на короткую щетину налетели снежные крошки, что летели во все стороны при их сумасшедшей гонке, зато язык был горяч, прямо обжигал ее, и от этого контраста голова Ксении пошла кругом, а по жилам снова растекался жидкий огонь. Она прижалась к нему еще теснее, запустила пальцы в его волосы, растрепанные ветром, также слегка заметенные снегом.
— Кохана моя… моя кохана, — шептал Владислав между поцелуями, а потом вдруг спустился губами вдоль шеи Ксении в меховом вороте плаща. — Ты — мой дивный цветочек… моя чаровница… мое сердце…
Издалека послышался звон бубенцов на санях, что приближались к лесу, и Ксения попыталась отстраниться от Владислава.
— Владек, едут. Едут же! — едва сдерживая смех, шептала она.
Но он не отпускал ее, пытался поймать ее губы, удержать ее на месте, а она уворачивалась, отводила в сторону лицо, пытаясь увильнуть от поцелуя. Вскоре они не могли сдержать смеха, забавляясь этой игрой, а меж тем мелодичный звук слышался все ближе и ближе. Тогда Ксения, осознав, что Владислава можно остановить только одним путем, приподнялась слегка на сидении и дернула за одну из ветвей рябины, что висела над ними. Тут же на влюбленных полетел в дерева ворох холодных крупинок снега, падая на лица, руки, на волосы Владислава.
— Ах, ты озорница! — прошипел шутливо Владислав, проводя рукой по шее, убирая снег, попавший при падении прямо за ворот жупана. — Ладно, ныне я милостиво позволю тебе увильнуть от кары за этот поступок, — а потом притянул к себе и крепко чмокнул в холодные губы, сурово прошептал прямо в рот. — Но этой ночью пощады не жди! Я буду неумолим…
— О, тогда я определенно не жалею о содеянном, — рассмеялась Ксения. Она подняла с пола шапку Владислава, отряхнула ее от снега и нахлобучила ему на голову. — Горячки не боишься?
— Мне ли бояться ее? С моей-то горячей кровью? — пошутил Владислав, отстраняясь от нее и беря вожжи в руки, готовясь тронуться с места, едва сани, скрип полозьев по снегу которых он уже отчетливо различал сквозь звон колокольцев и свист возницы.
