Розалинда Лейкер - Танцы с королями
— Бесполезно все время цепляться за прошлое, — решительно заявила она как-то в беседе, высказывая принцип, которого всегда придерживалась. — Хотя уроки извлекать из него следует, чтобы не повторять ошибок. Наш молодой король скоро наладит все дела. Нужно дать ему время осмотреться.
При этом ей было известно, что Людовик XVI слишком ленив и беспечен и позволяет королеве вмешиваться в политику. А Мария-Антуанетта была очень легкомысленна и во всех делах руководствовалась личными симпатиями и антипатиями, решая, кого назначить на высокие министерские посты, а кого снять.
Став королевой, она собрала вокруг себя молодых, неугомонных придворных и проводила время в беспрестанной погоне за развлечениями, в которых ее августейший супруг не принимал никакого участия. Он исправно ложился спать, а Мария-Антуанетта всю ночь напролет танцевала в Версале или инкогнито уезжала в Париж, где посещала балы в Опере, пользовавшиеся сомнительной репутацией. Случалось ей и всю ночь до утра проводить за карточным столом в весьма предосудительной компании. Надев мужской костюм, она часто ездила верхом и не боялась норовистых и быстрых лошадей. Когда на дороги ложился плотный снежный покров, она устраивала головокружительные гонки на санях от Версаля до Парижа и при этом визжала от восторга. Ее отличала также губительная для государственной казны страсть к бриллиантам, которую не могли утолить даже драгоценности короны и подарки от покойного короля и ее собственного мужа. Бриллианты украшали не только ее тело. Их густая россыпь покрывала роскошные, объемные юбки бальных платьев Марии-Антуанетты, словно небесная твердь уронила на них все свои звезды, переливающиеся волшебным, фосфоресцирующим светом.
Еще со времени приезда в Версаль эрцгерцогиня Австрийская вступила в яростный конфликт с чопорным, жестким этикетом. Теперь же, получив в свои руки огромную власть, она имела возможность кроить и перекраивать не только правила этикета, но и многое другое, задевая в процессе изменений интересы некоторых влиятельных лиц. Но никто не осмеливался перечить ей, и меньше всех король, который беззаветно любил свою супругу.
Как и следовало ожидать, вскоре о королеве поползли недоброжелательные, порочащие ее слухи, инспирированные теми, кто затаил на нее злобу по той или иной причине. В двух областях первенство Марии-Антуанетты было неоспоримо и очевидно: первая касалась моды, вторая — великосветских скандалов и сплетен. Люди не имели ничего против, когда король подарил ей малый Трианон, чтобы она могла там свить свое собственное гнездо, но эти же люди испытали глубокое возмущение, узнав о баснословных суммах, бездумно потраченных королевой на полную замену интерьера, незадолго до этого обновленного мадам дю Барри. Позднее она стала устраивать шикарные празднества для узкого круга избранных друзей, иногда переходившие чуть ли не в оргии, что возбуждало недовольство и зависть не приглашенных туда придворных, а таких было, разумеется, подавляющее большинство. Это вызвало новую волну сплетен о неверности королевы Людовику XVI, в действительности не имевших под собой никаких оснований. Помимо колоссальных игорных долгов и страсти к приобретению бриллиантов, существовал еще один повод для раздоров. Первыми о нем закричали лионские шелкопромышленники, когда узнали, будто королева, находясь в малом Трианоне, всегда носит простые муслиновые платья, что, по их утверждению, могло привести к краху их отрасли.
— Что бы я ни сделала, все не так! — весело воскликнула Мария-Антуанетта в кругу своих друзей. — Меня это просто забавляет.
Жасмин, лишившаяся молодости в самом ее начале, кипевшем бурными страстями, снисходительно слушала все россказни о последних похождениях королевы. Она полагала, что Марии-Антуанетте надо дать время «перебеситься», и не видела ничего необычного в капризах и проделках молодой женщины, красивой и неугомонной, которая искала спасения от скуки. С материнством к ней придет зрелость и обдуманность в поступках — качества, совершенно необходимые, чтобы стать настоящей помощницей королю, которому явно недоставало твердости и решительности.
Большую часть новостей об эскападах королевы сообщал Жасмин ее банкир, мсье Даррак, человек в летах, ставший ее хорошим другом. Он был вхож в Версаль, где его советами пользовались многие клиенты-аристократы, и поэтому знал подноготную всего, что творилось при дворе. Частенько заезжая в Шато Сатори пообедать или выпить стаканчик вина, мсье Даррак снабжал Жасмин как сплетнями, так и правдивыми историями.
— Мне очень жаль, что я с самого начала не предупредила королеву об этой опасности. Ведь лица, стоящие на самом верху, всегда являются беззащитной мишенью для тех, кто забрасывает их грязью, — сказала Жасмин банкиру, когда они прогуливались в ее саду. Мсье Даррак был заядлым садоводом, и она хотела показать ему новый сорт роз.
— Вы в высшей степени правы, мадам, — отвечал ей банкир. — Королеве следовало указать на то, что уже одно ее австрийское происхождение немедленно навлечет на нее подозрения. Ей никогда не будут доверять полностью. Наши страны враждовали слишком долго, чтобы французы потом вдруг взяли да и поверили в добрые намерения австрийцев просто потому, что Людовику XV вздумалось породниться с их императором. Теперешнее поведение королевы подтверждает худшие опасения наших соотечественников, которые видят, что ей решительно нет никакого дела до того, чем и как живет Франция.
В эту минуту они достигли розария, и тема их беседы резко изменилась. Позже мысли Жасмин опять вернулись к Марии-Антуанетте.
— Наверняка многие люди уже считают меня старухой, которая чуть ли не впала в слабоумие и способна лишь молоть всякую чушь, — заметила она в разговоре с Розой, обращаясь в равной мере как к девочке, так и к себе, — однако, я думаю, что вижу многие вещи, очень ясно, и мало что ускользает от моего внимания.
— Ты вовсе не старая, бабушка! — и крепкие молодые руки застали Жасмин врасплох, обвившись с любовью вокруг ее шеи и заставив поморщиться от боли — это протестовали ее старые кости, отвергавшие такую форму комплимента.
Когда император Австрии Иосиф II, брат французской королевы, нанес визит в Версаль, то главной темой его бесед как с Людовиком XVI, так и с Марией-Антуанеттой было отсутствие наследника французского престола. После отбытия Иосифа король согласился подвергнуться операции, которую все время откладывали. Она была довольно простой, но болезненной и опасной. Результатом било всеобщее ликование, когда через несколько месяцев последовало официальное объявление о беременности королевы.
