Барбара Картленд - Охотник за приданым

— Ах, Прунелла, как было весело! Я не знала, что Паско может быть таким остроумным. Даже ты смеялась над его шутками. Они вошли в холл, и, когда Нанетт направилась к залу, Прунелла сказала:

— Я хочу ненадолго подняться наверх. Если ты не хочешь, необязательно идти со мной.

— Конечно, я составлю тебе компанию, — ответила Нанетт.

Они поднялись по лестнице, но вместо того чтобы, как ожидала Нанетт, пойти в одну из гостиных, Прунелла направилась в другую сторону, и через некоторое время девушки оказались в картинной галерее. Прунелла замерла на пороге. Она оглядела галерею, и ее охватило такое чувство, будто ее ударили кинжалом в грудь. Миссис Гудвин сказала правду! Картины были сняты со стен, и Прунелла видела, что некоторые из них сложены на полу. Ни один портрет кисти Ван Дейка не висел на своем месте. Прунелла ничего не сказала, резко повернулась и пошла обратно в зал, чувствуя себя так, как будто дом обвалился и его развалины лежат у ее ног.

— Я вижу, что ты расстроена, — воскликнула Нанетт. — Но ты же должна понимать, что граф вынужден был что-нибудь продать, чтобы купить лошадей, заплатить жалованье этим слугам и сделать ремонт в коттеджах.

Она помолчала и добавила:

— Ты, во всяком случае, должна быть рада тому, что граф взял теперь эти расходы на себя. Ты всегда так глупо расстраивалась из-за этих стариков и сама тратила на них кучу денег. Прунелла ничего не могла ответить сестре. Ей казалось, что в некотором смысле граф предал ее, попросив ее совета и пообещав помочь в отношении Паско. Она наивно полагала, что он собирается пойти ей навстречу и продать намеченные ею вещи, а не полотна Ван Дейка. «Это его собственные картины, — говорила она себе, — и решать их судьбу должен он, а не я». И все равно она чувствовала себя обманутой, преданной, и снова ненависть к графу, немного утихшая за последние дни, всколыхнулась в ее душе.

— Прунелла, не расстраивайся так из-за этого, — уговаривала ее Нанетт. — Ты испортишь нам вечер. Мне было так хорошо. Так чудесно, что приехал Паско. Я целый день думала о нем и о том, как я несчастна без него.

— Я знаю, что мы сделаем, — неожиданно объявила Прунелла.

Наконец-то она смогла говорить, хотя с трудом узнавала свой голос.

— Мы отправимся в Лондон! Хотя сезон подходит к концу и многие уже разъехались по своим поместьям и курортам, но балы еще продолжаются и в театрах бывают премьеры. Ты поможешь мне обновить гардероб и сможешь повидать друзей. По крайней мере, мы уедем отсюда! Нанетт посмотрела на сестру с удивлением. Прунелла готова была убежать не в Лондон, а на край света от невыносимой боли, терзающей ее душу. Она не могла остаться и молча мириться с происходящим. Но протестовать против действий графа — законного владельца Уинслоу-холла — она не имела права.

На следующее утро сестры отправились в Лондон. Нанетт была очень недовольна их скоропалительным отъездом.

— Я не понимаю, к чему такая спешка, Прунелла, — говорила она. — Паско останется у дяди до завтра, а мне так хотелось его увидеть.

— Я уезжаю! — отрезала Прунелла. — А поскольку я не могу оставить тебя одну в доме, ты едешь со мной.

— Конечно, я поеду с тобой, я и сама стремлюсь попасть в Лондон, — ответила Нанетт, — но зачем так торопиться?

Чарити вторила Нанетт:

— Боже милостивый! Мисс Прунелла,

вы сидели безвылазно в Мэноре год за годом, а теперь летите в Лондон, как на пожар! Прунелла была непреклонна, а поскольку ее сборы были несложными, это позволило всем остальным совместными усилиями быстро справиться с упаковкой гардероба Нанетт в несколько сундуков, и еще до полудня девушки были в пути.

Когда накануне вечером сестры вернулись со званого обеда у графа, Прунелла не смогла заснуть. Когда девушка закрывала глаза, она видела перед собой длинную галерею с пустыми стенами, с залегшими в углах комнаты угрюмыми тенями, на сердце давила боль утраты. Продажу картин она рассматривала как вероломное предательство графа. Вслух он благодарил ее за все, что она сделала для Уинслоу-холла, а за ее спиной сделал именно то, чего она боялась больше всего. Прунелла чувствовала себя так, будто портреты предков рода Уинслоу взывали к ней о помощи, а она не смогла спасти их. «Я думаю, что остальные ценности вскоре последуют за портретами, — с горечью подумала она. — Их придется продать, чтобы платить слугам, покупать лошадей и ремонтировать теплицы». Ей хотелось плакать от отчаяния и чувства собственного бессилия. «Как он может быть так глуп,— яростно шептала она в ночную темноту, — и не понимать, что из вещей принадлежит истории, а что представляет собой просто дорогие безделушки?» Когда вчера вечером мужчины присоединились к ним в зале, она пережила яростный приступ гнева. Прунелла хотела тут же, невзирая на присутствие двух молодых людей, высказать хозяину дома, как его потомки, оглядываясь в прошлое, будут обвинять его за растрату их достояния. Но она сказала себе, что именно так вел себя его отец и от этого «мистер Джеральд» покинул родной дом много лет назад. Девушка сознавала, что ни Нанетт, ни Паско не поймут, как много для нее значат эти картины, и они будут просто возмущены нарушением правил приличия и испуганы ее несдержанным поведением. Поэтому она сидела, напряженно выпрямившись в кресле, и не улыбалась, пока остальные шутили и смеялись, и намного раньше, чем хотелось бы Нанетт, поднялась, чтобы отправиться домой.

— Куда ты так рано, Прунелла! К чему нам торопиться?

— Старый Доусон не привык задерживаться так поздно. — Это был первый попавшийся предлог, который пришел Прунелле в голову.

— Я позаботился об этом, — сказал граф. — И отправил вашего кучера в Мэнор еще до обеда, а вы поедете домой в моей карете.

— В вашей карете? — повторила Прунелла.

— К своему удивлению, я обнаружил, что у отца не было достойного таких дам, как вы, экипажа, — ответил граф, — но вскоре я обязательно приобрету современный кабриолет с отличными рессорами. А сегодня Джим отвезет вас домой, и я обещаю, что он доставит вас целыми и невредимыми.

— Как замечательно, что вы подумали об этом! — воскликнула Нанетт. — Я обещала показать Паско библиотеку. Мы ненадолго отлучимся.

И они исчезли раньше, чем Прунелла успела возразить. Как только влюбленная парочка удалилась, граф спросил:

— Что вас так огорчило?

— Ничего, — солгала Прунелла. — Я просто не хотела бы, как вы хорошо знаете, чтобы отношения Нанетт и вашего племянника продолжали развиваться.

— Нанетт — прелестная девушка, — задумчиво сказал граф.

— Тем легче вам будет понять, что я не желаю, чтобы она растратила свою жизнь на человека, который ее недостоин. Граф иронически улыбнулся.