Джудит Айвори - Спящая красавица

— Хорошо. Я скажу вам. Моя тетка — главный повар в одной большой семье. Я живу на нижнем этаже с прислугой.

— Вы шутите?

— Нет, все это правда, но у меня нет другого выхода.

Он замер, разглядывая ее поверх чашки с чаем.

— Вы живете под лестницей?

Николь улыбнулась и откинулась на спинку стула.

— Я работала «под лестницей», как вы это называете, четыре месяца, когда впервые приехала в Англию. — Она раздраженно приподняла брови. — Затем нашла более подходящую работу, приносившую удовлетворение.

Джеймс прищурился, слегка вздрогнув. «Пора прекратить игру с ним», — подумала Николь. Но Стокер не отвел взгляда, как она ожидала, и через мгновение уже ей пришлось опустить глаза. Потому что Джеймс уловил скрытый намек на профессию. Однако это больше не волновало его.

Пристально разглядывая ее, он сказал:

— У нас много общего: вы — племянница кухарки, я — сын кучера.

— В самом деле? — Она удивилась и засмеялась.

— В самом деле. Мы не были слугами, а жили в доме при почте.

— Я поражена. Вы говорили, будто получили образование в... Гарварде или Итоне.

— В Кембридже.

— Вы совершили невозможное! — Продвижение по социальной лестнице было поистине удивительным. Николь покачала головой в знак восхищения. — Сын кучера скоро станет графом!

Джеймс улыбнулся — именно ей, а не в благодарность за комплимент — и сказал:

— И сидит напротив прекрасной женщины, бывшей — кем? Кухаркой? Которая превратилась в самую независимую женщину, какую я когда-либо встречал, за исключением королевы, конечно.

Они сидели, позабыв обо всем, наконец Джеймс спросил:

— Ваша семья осталась во Франции?

— Одна сестра там, другая — здесь.

— Родители?

— Оба умерли несколько лет назад.

— Вы видитесь со своими сестрами?

— Нет. — Николь нахмурилась. Обычно легко заставить мужчину говорить о себе самом, но только не Джеймса Стокера.

Она размышляла, пытаясь подцепить вилкой кусок со своей тарелки.

— Чей это дом, где ваша тетушка работает?

Николь раздраженно посмотрела на него, но его искренность поразила ее. На его лице читалась глубокая заинтересованность. Вместе с тем у нее появилось необычное желание, чтобы и он понял ее как можно лучше.

Николь сознавала, что она — женщина, окутанная тайной. Приподнять завесу хотя бы над одной из сторон своей жизни значило для нее поставить под угрозу свою карьеру, свой образ жизни. Поделиться своими тайнами теперь означало бы разрушить самоуважение, нанести ущерб чувству собственного достоинства или даже потерять его. Нет, она не может позволить ему обезоружить себя, хотя бог знает, какие у него намерения.

— Я хочу еще чаю, — сказала Николь, собираясь идти к стойке.

Стокер опередил ее, подхватив чашку.

— Я принесу, — предложил он.

Николь наблюдала, как он двигался между уже почти пустыми столами. Только один, в дальнем конце зала, был еще занят; утренний наплыв студентов на завтрак закончился. За стойкой Джеймс передал ее и свою чашки и остался ждать, положив одну руку в карман. На этот раз на нем не было мантии. Его брюки из дорогой шерсти теплого красно-коричневого цвета в елочку были отлично сшиты. Хорошо подобранные пиджак, жилет цвета сливок, украшенный только свисающей золотой цепочкой от часов, сидели на нем превосходно.

Девушка за стойкой завела с ним разговор. Он ответил в своей привычной доброжелательной манере. Джеймс был единственным, кто так легко смеялся почти над всем, что жизнь преподносила ему. Счастливый человек, поняла Николь с удивлением. Большинству людей это недоступно.

В нем не было снобизма. Совсем. Николь никогда прежде не встречала англичанина его положения, который не обладал хотя бы крупицей снобизма. Ее размышления прервало воспоминание о его происхождении.

Нет, это не относилось к Джеймсу Стокеру. Он был джентльменом, в нем не было ни капли фальши. Его доброта, благородство и внимание к окружающим были присущи ему от рождения.

Николь не удивило то, что королева пожелала отметить его достоинства. Конечно, почему же Виктория должна быть нечувствительной к тому, что очаровывает остальных женщин? Она пожелала отметить его, даровав привилегии.

Николь, опустив глаза, стала разглядывать стол. Великий Боже! Откуда такие мысли?

Когда Джеймс вернулся с ее чаем и кофе для себя, она легкомысленно спросила:

— Сколько лет королеве Виктории?

— Королеве Виктории? — переспросил Джеймс и, передавая ей чашку с чаем, посмотрел на Николь с удивлением, но тем не менее ответил: — Ее величество полная, это правда, но красивая. И очень любопытна.

— Любопытна? Вы разговаривали с ней?

— Дважды.

— У вас была аудиенция у королевы?

— Да.

— Частная аудиенция?

— Да. А что?

— И вы так спокойно говорите об этом? Вы понимаете, что многие могущественные люди готовы растолкать остальных, чтобы встретиться с королевой?

— Я догадываюсь.

Николь покачала головой. Этот молодой человек был настолько уверен в собственной удаче, что мог хвастаться и усмехаться. Но он не имел представления о подлинных размерах своей удачи. Это было очаровательно.

Николь задумалась, следует ли упомянуть, что она тоже встречалась с королевой несколько лет назад и что эта встреча была не из приятных. Вместо этого она осмотрелась — зал опустел, даже девушка за стойкой ушла на кухню — и спросила:

— О чем вы беседовали с королевой на приеме?

Джеймс насыпал сахар в кофе и ответил:

— Большей частью об Африке, о моих приключениях.

— Расскажите мне, — попросила Николь.

— Скажите, что вы хотите услышать? — спросил Джеймс.

— Расскажите мне что-нибудь из того, что вы рассказывали королеве.

Он сосредоточенно посмотрел на стол:

— Я рассказывал ей, где и как погибли мои спутники и почему я остался жив.

Николь ждала, размышляя, как она почувствует себя, когда узнает всю правду, целиком — без прикрас.

Ему было мучительно трудно вспоминать, но он все же начал рассказывать:

— Мы пробыли там год, затем потеряли надежду на возвращение...

Николь откинулась на спинку стула. Она почувствовала, что сейчас услышит то, чего Джеймс еще никогда никому не рассказывал.

Глава 9

Принцесса вздохнула и проснулась. — Вы так долго ждали, — пролепетала она. Принц был очарован ее словами. Их рассуждения не имели четкой связи, были лишены логики, что так естественно для влюбленных. Короче, они проговорили четыре часа, но не сказали друг другу и половины того, что должны были сказать.