Мэри Бэлоу - Искусная в любви
«Я теперь работаю, – продолжала читать письмо Виола. – Дядя Уэсли показал мне, как вести бухгалтерские книги. Он сказал, что теперь, когда мне исполнилось пятнадцать, он может позволить мне обслуживать посетителей в баре гостиницы. Я рада работать для него, но чем мне действительно хотелось бы заниматься, это служить гувернанткой, как ты, Виола, и помогать семье из своего заработка».
Они гордились ею – мама и дядя, – вспомнила Виола.
Дядюшка Уэсли был разочарован, когда она объявила, что покидает гостиницу, но он понимал ее желание помочь семье. Два года назад ее мать не могла понять, почему она так легко оставила респектабельное, хорошо оплачиваемое место гувернантки и приняла подаяние графа. Подаянием мать называла имение «Сосновый бор».
«Так приятно помогать, – писала Клер. – Дядюшка Уэсли действительно очень щедр. Обучение Бена стоит больших денег, а еще он купил новые книги для Марии, по которым мама ее учит, она гораздо способнее меня в ее возрасте, и новую одежду для нее. Он купил мне новые туфли, хотя я еще не сносила старые».
Только дядя Уэсли знал, что деньги на образование Бена и многие другие дополнительные расходы семьи поступали благодаря ренте от «Соснового бора».
Он не хотел участвовать в обмане и присваивать себе чужие заслуги, но Виола умолила его молчать. Мать не приняла бы ничего, что исходило из «Соснового бора», однако Виола не могла не помогать семье. Клер, Бен и Мария заслуживали достойной жизни.
«Буду счастлива, дорогая Виола, – заканчивалось письмо, – повидаться с тобой. Поскольку мы не можем приехать в „Сосновый бор“, может быть, ты навестишь нас в Лондоне? Пожалуйста!»
Но Виола не могла заставить себя вернуться туда. Одна мысль об этом вызывала у нее содрогание.
Расстроенная встречей с лордом Фердинандом и огорченная письмом, Виола поддалась редкой минуте жалости к себе. У нее защипало глаза, и она решительно сглотнула.
Она очень скучала по своей семье. Виола не видела близких уже два года с момента той ужасной ссоры с матерью.
Единственным утешением ей служило то, что она могла помогать родным, пока жила здесь. Но что ждет их дальше, если «Сосновый бор» больше не принадлежал ей?
Как она сможет содержать даже себя?
Шагая к дому, Виола старалась не поддаваться панике.
Как она ненавидела лорда Фердинанда! Он пытался отнять у нее не только «Сосновый бор». Он лишал ее всего. И как она ненавидела себя за то, что мирно беседовала с ним на берегу реки, вместо того чтобы всем своим видом и поведением показать, что он для нее не существует.
Виола могла бы войти в дом через заднюю дверь. Это был ближайший вход со стороны дороги, но она специально обошла дом и приблизилась к парадной двери. Она должна была убедиться, что события развиваются в соответствии с намеченным планом. Она ожидала увидеть холл пустым, но он был заполнен людьми. Их было даже больше, чем она предполагала. Казалось, здесь собрались все фермеры-арендаторы и наемные работники.
Виола широко улыбнулась, когда мужчины почтительно сняли шляпы и неловко поклонились, а присутствующие женщины присели в знак приветствия. Они тоже улыбались ей, подтверждая свое участие в заговоре.
– Доброе утро, – любезно поздоровалась она.
Было ли все еще утро? Вряд ли, если Фердинанд беседовал с каждым, кто пришел с просьбой или жалобой к нему как новому хозяину «Соснового бора». И прежде, чем он начал принимать их, он должен был выслушать приветственную речь, на подготовку которой у мистера Пакстона ушло полночи. Мистер Пакстон мог быть крайне нудным, когда ставил перед собой такую задачу. Лорду Фердинанду повезло, если он сумел перехватить что-то во время ленча, прежде чем начали прибывать посетители, пожелавшие познакомиться со своим новым соседом.
Преподобный Прюэтт будет говорить о церковном хоре и следующей воскресной проповеди, миссис Прюэтт – о дамском кружке по шитью и новых ковриках для коленопреклонений, над которыми трудились его участники. Школьный учитель затянет свою песню о протекающей в школе крыше и необходимости учить старших учеников чему-то полезному, пока он обучает малышей алфавиту. Сестры Мерриуэзер расскажут о выставке цветов и о том, что некоторые односельчане пытаются вырастить новые улучшенные сорта цветущих растений.
Миссис Клейпол, мистер Клейпол и его сестра Берта просто будут самими собой. В хозяйстве у мистера Уилларда был бычок, который, как он заявлял, пребывал в состоянии глубокой депрессии по поводу кончины – от рук мясника – его любимой коровы. Мистер Уиллард всегда отличался удивительным красноречием, когда речь заходила о его домашнем скоте.
Мистер Коудер мог вогнать в сон любого, рассуждая о дорогах, шлагбаумах, возле которых взимается денежный сбор, и новых методах мощения улиц. К счастью для Виолы, он знал о действии на слушателей своей любимой темы и предложил ее как наиболее подходящую, чтобы усладить слух лорда Фердинанда Дадли, когда подойдет очередь Коудеров. Миссис Коудер только что прочла новую книгу проповедей и была уверена, что его милость получит большое удовольствие от ее изложения. А обе их дочери, шестнадцати и семнадцати лет, предложили сопровождать папеньку и маменьку и хихикать при каждом удобном случае. Поскольку один вид красивого молодого человека был достаточным поводом для этих девушек, чтобы похихикать, Виола была убеждена, что и без дополнительных побудительных мотивов они будут действовать на нервы всем взрослым в гостиной «Соснового бора», особенно лорду Фердинанду Дадли.
Завтра к этому часу, с надеждой думала Виола, уединившись в своей комнате, где собиралась уютно устроиться с книгой, он, возможно, уже будет на пути в Лондон, осознав, что сельская жизнь за неделю способна довести его до сумасшествия. В глазах закона и общества он будет собственником, предположила она, но скорее всего никогда больше не вернется сюда. Если он собирается претендовать на ренту, она попросту станет игнорировать его просьбы, пока они не прекратятся. К этому времени завтра она вновь будет владеть своим домом.
«Но с таким же успехом к этому времени завтра свиньи научатся летать», – подумала она со вздохом.
* * *Виола оставалась в своей комнате вплоть до обеда. Она настроила себя на неизбежность пообедать с Фердинандом за одним столом, утешаясь тем, что, к своей радости, наверняка услышит его жалобы. Однако обеденный стол был накрыт только на одну персону, и дворецкий стоял позади стула Виолы во главе стола, ожидая, когда она соблаговолит приступить к трапезе.
– Где лорд Фердинанд? – поинтересовалась Виола.
– Он сказал, что будет обедать в «Голове кабана», сударыня.
