Барбара Картленд - Незабываемый вальс
— А папа ничего не знал. Этот роман мне давала читать одна из наших служанок. Она была гораздо образованней остальной прислуги. Однажды папин друг сказал об этом папе, и тот сразу же выгнал ее.
— За что же? — удивился он.
— Отец говорил, что ни одна женщина, тем более из низших слоев, не должна быть такой умной. Образованность, утверждал он, лишь развращает женщин и внушает им недовольство своей жизнью.
— Но он же не отказал вам в образовании.
— На этом настояла мама. Ему ничего не стоило прекратить мое обучение, после того как уехала мама. Только мне нужна была компаньонка, и поэтому моя гувернантка осталась.
— И это она обучила вас всему, что вы знаете? Должно быть, она была умной женщиной, — предложил граф.
— Она была совсем неглупой. Ей хватило ума понять, как вести себя с папой. Он считал ее полной дурой.
Ирвин Хоксхед от души рассмеялся.
— Даже ваш отец попался на уловки Евы.
— Она оставалась со мной в этом ужасном унылом доме. Я знаю, ей было бы куда лучше в другом месте, но она очень любила меня и не захотела со мной расставаться.
— Наверное, она славная женщина и многое сделала для вас. Вы стали умной женщиной, мадемуазель Батиста.
— Ах, если бы это было так, — ответила девушка. — Только, честно говоря, я очень невежественна, милорд. Я совсем ничего не знаю, кроме того, что почерпнула из книг.
Она говорила это с большим сожалением, но тут же улыбнулась.
— По крайней мере теперь я узнаю много нового о Париже, и уже это одно меня утешает.
— Смотря что, конечно, вы хотите там изучать, — предупредил граф.
— Первым делом я хочу узнать о знаменитых архитектурных памятниках, соборах и еще о Сене, — начала Батиста.
Она задумалась ненадолго и продолжала:
— Но больше всего я хочу встретиться и познакомиться с людьми, посмотреть, какие они. Еще я хочу понять, что они чувствуют и думают. Мне кажется, только так можно судить о других странах.
Граф хотел было заметить, что опять-таки все зависит от людей, которых она повстречает, не решил, что объяснить это сейчас ей будет трудно. Вспомнив, как она мечтала о посещении ресторана, он предложил спуститься на ужин.
Ресторан произвел на Батисту самое благоприятное впечатление. Стены красного цвета были украшены зеркалами в прекрасных рамах, а красные бархатные стулья прекрасно гармонировали с отделанными бахромой портьерами того же цвета.
Их проводили к лучшему столу.
— Какое великолепие! — прошептала Батиста.
— Я знал, что вам здесь понравится.
Обед был заказан заранее, и первое блюдо подали почти сразу. Принесли также и вино, которое со знанием дела выбирал сам граф.
— Расскажите о лучших ресторанах Парижа, — попросила Батиста, когда они начали есть.
Граф припомнил два ресторана, где превосходно кормили, и описал их. Батиста внимательно слушала его. Потом сказала:
— После того как вы найдете мою маму, увижу ли я… вас… снова?
— Я очень надеюсь на это, — ответил граф. — Я часто бываю в Париже и непременно захочу узнать, как вы живете и хорошо ли вам.
Граф сам признал, что говорил чересчур небрежно и прохладно. Батиста погрустнела, живой огонек в глазах погас.
Она немного помолчала и вновь спросила:
— А что если мама не примет меня? Что тогда со… мной будет? Что мне делать? Мне не к кому будет обратиться.
Этот вопрос граф не раз задавал самому себе, но так ничего и не мог на него ответить.
— А что вы сами думаете делать? — ушел он от ответа.
— Не знаю. Мне нельзя возвращаться в Англию. Папа в первую очередь будет искать меня там. Остается только жить в Париже. Но я боюсь, мне не удастся получить свои деньги…
Ее голос замер. Через минуту она начала снова:
— Вы только что говорили, что я образованна. Но не думаю, что мои знания принесут мне деньги. Я вряд ли смогу найти работу…
Она в отчаянии взглянула на него. Граф же подумал, что любой француз легко нашел бы ей применение. Эта мысль была ему весьма неприятна.
— Ни к чему расстраивать себя пустыми догадками, мадемуазель. Возможно, все обойдется, а мы напрасно испортим себе ужин, вздохнул граф. — Будем считать, что ваша мать бесконечно обрадуется вам, оставит жить у себя, а в жизни вам не грозят никакие неприятности.
— Как бы мне этого хотелось, милорд, — отозвалась Батиста. — Но, когда вы меня оставите, мне не к кому будет обратиться за помощью…
— Вы должны были быть к этому готовы, когда убегали от отца, — резонно заметил граф. — В конце концов на вашем пути я оказался совсем случайно, да к тому же мы едва знакомы.
Но эти слова не убедили Батисту. Для нее граф стал больше, чем просто знакомым. Он не только пожалел и помог ей. Их к тому же объединила и пережитая опасность. Это приключение сблизило их больше, чем смогли бы сблизить балы и проведенные вместе вечера.
Граф снова вспомнил, как она легла и заснула рядом с ним, полная уверенности, что он не даст ее в обиду.
«Она так молода и доверчива, — подумал он. — Что-то будет с ней в Париже?»
— У вас такое мрачное лицо, — упрекнула его Батиста. — Глядя на вас, можно подумать, что вы отбываете наказание, ужиная со мной.
Ирвин Хоксхед поспешил улыбнуться:
— Я прошу у вас прощения. Признаю, что не имею права так вести себя в обществе столь очаровательной дамы.
— А когда вы ужинаете с дамой, о чем вы обычно говорите? — спросила Батиста.
Графу почему-то не хотелось отвечать на этот вопрос. Обычно с дамами он говорил преимущественно о них самих, и за ужином его гостьи пускали в ход все свои чары, чтобы увлечь и соблазнить его.
— А как вы сами думаете? О чем мы разговариваем? — ответил он вопросом на вопрос.
— Когда я одевалась к ужину, я как раз подумала, — отвечала Батиста, — что в таком платье даме непременно захочется с вами флиртовать. Только я не знаю, что при этом надо говорить или делать.
Граф ничего не ответил, пораженный ее простодушной наивностью, и девушка перегнулась к нему через стол.
— Пожалуйста, скажите, что мне для этого надо делать, — попросила она. — Научите меня кокетничать, и тогда по приезде в Париж… я, возможно, произведу фурор, и мама будет мною… гордиться.
Эта перспектива почему-то не очень воодушевила графа.
— Вы слишком молоды, чтобы, как вы это называете, кокетничать, — отрезал он, — или портить себя фальшью.
Батисту удивил такой отпор, и она стала робко оправдываться:
— Мне просто хотелось стать лучше… Мне хотелось, чтобы вы восхищались мною и не скучали в моей компании.
— Вы скорее бы наскучили мне, когда бы стали неискренней или нарочно старались прельщать мужчин.