Эльза Вернер - Цветок счастья
– Что вы выдумали, Амвросий! Может быть, и вы пристанете ко мне с какой-нибудь любовью, как тот глупый парень, который остановил меня среди дороги и стал уверять, что я влюблен в его Гундель.
– Кто это вам сказал? – озабоченно спросил Амвросий.
– Какой-то молодой крестьянин, которого я вижу первый раз в жизни. Его зовут, кажется, Винцент Ортлер. Вы его знаете, так как, когда я его встретил, он сообщил мне, что идет от вас.
– Ах, Винцент! Да, он был здесь! Следовательно, он имел в виду вас, рассказывая мне о своем горе. Послушайте меня, господин Кронек. От всей души желаю вам добра, оставьте в покое эту Гундель. С Ортлером шутки плохи.
– Да какое мне дело до Гундель? Она мне совершенно не нужна!
– Ну, если вы о ней не думаете, так, значит, она думает о вас. По крайней мере, она отвергает любезности Винцента, а раньше принимала его ухаживания, и мы уже собирались погулять у них на свадьбе! А теперь все изменилось.
– Из-за меня?
– Да, из-за какого-то приезжего барина, который не отходит от нее и разводит перед ней турусы на колесах. Ведь это, конечно, вы? Повторяю вам, господин Кронек, оставьте эту девушку, не то это дело добром не окончится!
Голос старика принял угрожающий тон, но Генрих слушал его, не понимая, в чем дело. Наконец какая-то мысль вдруг осенила его, и на его лице появилось презрительное выражение.
– Ах, теперь я понимаю, в чем дело! – пробормотал он. – Вот для чего Гвидо понадобилось «изучать народ» в нижней гостинице, хотя ему противна грубость деревенского люда. Не смотрите на меня так мрачно, Амвросий! Вы жестоко ошибаетесь относительно меня. Я, конечно, знаю хорошенькую Гундель, и когда изредка бываю в нижней гостинице, то шучу с ней и говорю, как всякий другой посетитель. Несколько дней тому назад я случайно встретил ее в лесу, и мы пошли вместе, так как нам было по пути. Вероятно, этот Отелло увидел нас и разозлился, вообразив, что именно я его счастливый соперник. Но он ошибся; он принимает меня за другого. Даю вам слово, Амвросий, что между мной и этой девушкой не существует никаких отношений.
Слова молодого человека звучали так искренне, он так честно и открыто смотрел на старика, что лицо Амвросия прояснилось, и он уверенно подтвердил:
– Ну, раз вы так говорите, значит, вы тут ни при чем! Скажите непременно и Винценту, что он ошибается, иначе может произойти какое-нибудь несчастье.
– Неужели же я должен бежать за вашим глупым Винцентом и в чем-то оправдываться? – возразил Генрих. – Он слишком груб для того, чтобы я стал разговаривать с ним. Если его ревность так велика, что делает его глухим и слепым, то пусть он несет последствия своей глупости. Нельзя же так набрасываться на людей среди дороги, не разобрав даже, с кем он имеет дело. Если Гундель не разъяснит ему его заблуждения, то, конечно, не я стану разуверять его в его ошибке.
Генрих поднял голову и снова начал смотреть на заходящее солнце. Вся Снежная вершина была залита огнем заката, и нежные розовые краски с каждой минутой начинали все больше и больше темнеть.
Амвросий снова взялся за свою работу, которую было отложил.
– Вы говорите, что Винцент грозил вам? – спросил он вдруг после некоторого молчания. – В таком случае будьте осторожны; он всегда осуществляет свои угрозы.
– Тогда он увидит, что я тоже не останусь в долгу. Сегодня его выходка позабавила меня, я никак не мог сообразить, что ему от меня нужно, но если он еще раз пристанет ко мне со своими глупостями, то я покажу ему, что не боюсь ни его самого, ни его ружья.
– Да, если у вас будет на это время, – сухо возразил Амвросий. – Пуля может попасть в вас раньше, чем вы увидите Винцента.
– Неужели вы думаете, что Ортлер может выстрелить в меня сзади или из-за угла?
– Конечно; он был бы вправе сделать это!
– Вправе? – удивленно воскликнул Генрих. – В своем ли вы уме. Амвросий?
– Я говорю не о вас, господин Кронек, а о том другом, который хочет отнять у Винцента девушку. Если бы он пристрелил того негодяя…
– Это все равно было бы вероломным убийством! – прервал Генрих старика.
Амвросий засмеялся коротким, хриплым смехом.
– Это было бы местью, и больше ничего! – возразил он. – Я не осудил бы Винцента за такой поступок. Что же делать, когда девушка так глупа, что не осознает своего счастья? Она отталкивает настоящую, честную любовь и верит словам какого- то проходимца.
– Нужно открыто и честно бороться за свою любовь, – заметил Генрих, – а если предпочтение будет все-таки отдано человеку недостойному, то остается только примириться со своей судьбой и даже не особенно огорчаться, так как девушка оказалась бы не стоящей серьезного чувства.
– Да, легко так рассуждать, – насмешливо проговорил старик. – Нет, нужно устранить со своего пути такого молодчика. Девушка быстро образумится, когда перестанет встречаться с ним; только убрать подобного господина нужно как можно дальше, чтобы он уже никогда не мог больше попасть ей на глаза.
Генрих с удивлением смотрел на Амвросия; он еще никогда не видел на его лице такой жестокости. Седые брови старика гневно сдвинулись, а рука крепко обхватила ручку топора, точно Амвросий собирался нанести им кому-нибудь удар. Странно было слышать, как спокойно рассуждал старик об убийстве человека, хотя бы он был о нем и не высокого мнения.
– В ваших словах чувствуется такая горечь, точно вы сами испытали муки ревности, – после некоторого молчания сказал Генрих. – Вероятно, вы в своей молодости тоже пережили все страдания любви?
Амвросий снова рассмеялся сухим, хриплым смехом.
– Ну, я не очень долго страдал, – возразил он. – Я быстро положил конец делу. Когда я был уже женихом моей покойной жены, к ней повадился ходить такой же негодяй. Разными любезностями и сладкими обещаниями он вскружил голову моей невесте. Эти приезжие господчики знают, как обойти девушку!
– Это был приезжий господин? Кто-то из туристов? – спросил Генрих, вскакивая с места и испытующим взглядом впиваясь в лицо старика.
– Да, но я отправил его так далеко, что он уже не мог больше ухаживать за моей невестой!
В тоне Амвросия было что-то страшное, а лицо приняло выражение кровожадного зверя, только что растерзавшего свою добычу.
– Куда же вы отправили туриста? – спросил Генрих, невольно отступая назад.
– Куда? Домой, конечно, куда же еще! – проворчал старик.
Генрих промолчал, и его взгляд остановился на Снежной вершине, которая казалась красной как кровь под последними лучами солнечного заката.
– Посмотрите, какое странное освещение, – прервал он, наконец, тягостное молчание, как будто со снежных сугробов стекают вниз потоки крови… Взгляните, Амвросий!
