Роберта Джеллис - Песнь сирены
Казалось, это решало дело. Раймонд не мог поверить, будто эта сцена разыграна, чтобы только обмануть его. Онапрошла слишком естественно. Кроме того, не было ни малейших признаков того, что сэр Вильям или Элис пытались что-либо скрыть. Сэру Вильяму не было необходимости отдавать письмо и делать наставления посыльному в присутствии Раймонда. Если бы его не попросили сесть, он ушел бы и никогда бы не узнал о письме, посланном Ричарду, и о необходимости передать его брату короля лично в руки. Следовательно, у сэра Вильяма не было причин скрывать это.
Тогда оставался лишь один вопрос: как сэр Вильям относится к войне в Уэльсе. Он уже говорил, что если Ричард пойдет на войну, то и он тоже. Не попытается ли сэр Вильям препятствовать Ричарду в этом?
– Вы говорите, воевать в Уэльсе неприбыльно. Будете ли вы просить графа Ричарда попытаться отговорить от этого короля?
– Нет. Сомневаюсь, что он выскажется против, но не буду. Если Дэвид, сын Ллевелина, попытается сорвать договор, который сам заключил, его следует проучить. Что касается меня, я совсем не против кампании в Уэльсе. Я только подумал, что мне стоит предупредить вас: вы получите не более своего шиллинга в день.
Элис всхлипнула, но когда Раймонд вздрогнув, повернулся к ней, Вильям только предупреждающе сказал:
– Сию же минуту, Элис!
Она сразу же успокоилась. Раймонд впервые видел у женщины такое самообладание. Он сделал несколько подходящих замечаний относительно ничтожности службы только за дополнительное вознаграждение. Вильям тепло рассмеялся. Юность всегда полна сил и уверенности в то, что их будет достаточно и впредь, как и времени для покорения судьбы.
Затем Вильям мягко спросил:
– Элис, мы будем сегодня обедать или нет?
Она спрятала свои грустные мысли за маской спокойствия и встала, чтобы пойти посмотреть, накрыт ли для обеда стол. Раймонд тоже поднялся, и Вильям кивком любезно разрешил ему уйти.
После их ухода, он закрыл лицо руками и тяжело вздохнул. Он надеялся за обедом съесть столько, сколько ел всегда, чтобы Элис не заметила его плохого настроения. Одобрял ли он войну в Уэльсе? Да он одобрил бы всемирный потоп, что угодно, лишь бы это вытащило его из Марлоу. Какого черта он сидит здесь, в двух милях от Элизабет?.. Он почувствовал, как напряглись мускулы ног от желания встать и пойти к ней немедленно.
Нелепость! Многие годы они прожили на расстоянии двух миль друг от друга, но он не знал, как презирала и ненавидела она своего мужа. Вильям не держал ее в объятиях, не знал вкуса ее губ и не понимал еще, что она любила его так же тайно и безнадежно, как и он, все эти годы. Если Моджер умрет… Вильям отнял руки от, глаз, и они сжались в кулаки. Нет. Моджер не сделал ничего, способного вызвать ненависть. У него были недостатки – он был тщеславен и честолюбив, плохой землевладелец, и ему не было дела до чувств своей жены, но он не был жестоким и бессердечным или хотя бы бесчестным.
Из этого замкнутого круга не было выхода. Почему Элизабет сдалась? Когда его отец впервые объявил ему, что он должен жениться на наследнице Бикса, он наотрез отказался. Его женой будет Элизабет или никто. Много дней отец упрашивал и умолял его, затем перешел к силовым способам убеждения. Вильяма избили и заперли в комнате с сырыми стенами, угрожая всевозможными карами, какие только старый сэр Вильям смог придумать. Он выдержал бы все или умер, но Элизабет сдалась. Почему? Почему? Не будь глупцом, сказал себе Вильям. Ей было всего тринадцать, запуганный ребенок в чужой крепости, и никого рядом, у кого можно искать поддержки. Она не предавала тебя. У нее не было другого выхода.
Глава 5
Леди Элизабет спокойно сидела в то время как ее муж и человек, которого она любила всю жизнь, говорили о рыцаре, приехавшем к Вильяму, и об ожидаемых волнениях в Уэльсе. Она не могла не слышать, что они говорили, хотя ее тело, казалось, трепетало при звуках голоса Вильяма. Почему он сдался, горестно спрашивала себя Элизабет. Он был старше ее, сильнее. Если она могла сопротивляться, выдержав побои, затворничество, питаясь лишь хлебом и водой, выстоять, то почему Вильям нарушил клятву, которую они дали друг другу?
Элизабет поднялась вслед за мужчинами, но не стала сопровождать их за пределы крепости. Как лунатик, пробормотала она обязательные слова прощания, выдавила из себя столь же обязательное приглашение – приезжайте еще. Затем поднялась наверх в свою комнату и закрыла дверь. Там Элизабет села на стул у камина с кучкой тлеющих углей и золы, оставшихся с утра. Она пыталась избавиться от мыслей о застарелой боли, но ощущение того, что ее предали, появилось вновь, почти такое же острое и горькое, как и в тот момент, когда отец впервые сообщил ей, что Вильям женится. Возможно, Элизабет не поверила бы, но он с таким удовольствием рассказывал ей это… История их любви закончилась так банально…
– Ты поедешь в Илмер и выйдешь замуж за сэра Моджера.
– Не поеду. Я сбегу по дороге и найду себе убежище. Если меня будут охранять слишком строго, я откажусь у алтаря. Если меня доведут до бессознательного состояния и заставят отвечать на вопросы, я убегу из Илмера, найду убежище и добьюсь отмены права совершать насилие. Я не выйду замуж ни за кого, кроме Вильяма из Марлоу.
Она ждала, застыв, неминуемых побоев, с глазами, полными слез, и вздрагивала от боли в теле от уже полученных ударов, но ничего не последовало. Ее отец улыбнулся.
– Ты не выйдешь за Вильяма, он уже женился на леди Мэри из Бикса.
Элизабет была ошеломлена. Но приехавший старый сэр Вильям подтвердил эту новость. Увидев следы побоев на ее лице, он огорчился.
– Ты должна понять, Элизабет, брак не предмет детских грез. После обручения твоего брата Гилберта и моей дочери Элис нет никакого смысла в еще одних кровных узах между Марлоу и Хьюэрли. Твой брат Джон должен быть предусмотрительным. Твоего дочернего приданого просто не хватит для моего наследника. Вильям принял леди Мэри. Она приносит в нашу семью приличное состояние и Бикс в придачу.
Что уязвило ее больше всего, так это слово «принял». Много месяцев спустя оно еще звучало в голове, поэтому во время брачной церемонии она была как помешанная. Она вспомнила, какие выносила страдания – боль и страх, голод и жажду, а Вильям «принял» более выгодное предложение. Элизабет ненавидела себя за то, что была настолько глупой и ненавидела Вильяма, обманувшего ее, ненавидела Моджера только за то, что он был. Но жизнь не стоит на месте.
Потрясение бесстыдной неверностью мужа вскоре после того, как она забеременела, странным образом вернуло ей спокойствие и чувство юмора. И только услышав собственный шепот «Я убью его», Элизабет начала рассуждать благоразумно. «Убью, но зачем? – спрашивала она себя. – Разве я хочу спать с ним? Определенно нет». Ей стало ясно, она питает к мужу только отвращение. Так можно ли было считать неестественным то, что она смирила свою гордость и открыто признала любовницу мужа?
