Джейн Арчер - Луна для влюбленных
– Да, это важно. – Отец Баптисте сложил руки и потер одну о другую. – Жители деревни яки в своей духовной жизни опираются на ежедневную практику. У каждого есть определенные обязанности, выходящие за пределы их повседневного существования и работы. В воскресенье «койоты» несут изображение своей покровительницы, Святой Девы Гуадалупе, на праздник пако.
Мэверик смущенно и непонимающе хмурился.
– Дайте мне еще минуту времени. Я все объясню, – продолжал отец Баптисте. – В ожидании вашей встречи с девочкой я вдруг понял, что если она уедет с вами, то окажется вдали от обычаев и верований яки.
– Вы хотите сказать, что ей не следует уезжать отсюда? – спросил Мэверик.
– Нет, – возразил отец Баптисте и покачал головой, вы ее единственный родственник. Я просто прошу вас не забывать о ее религиозных предпочтениях.
– Едва ли я гожусь на роль примерного воспитателя. Моя жизнь не была образцом нравственности. И я ничего не знаю о том, как растят детей. – Мэверик покачал головой. – Но мешать Розалинде я не стану. Я хорошо понимаю значение духовной жизни для местных людей. Однако ей придется самой заботиться о своих духовных нуждах. Отец Баптисте улыбнулся:
– Это уже хорошо. К тому же я буду поддерживать с ней связь.
– В таком случае все в порядке. – Казалось, Мэверик испытывает облегчение.
Отец Баптисте хмыкнул:
– Это так, но вам предстоит многому научиться чтобы вырастить ребенка, особенно такого, как Розалинда.
Синтия улыбнулась:
– Может быть, не стоит больше говорить об этом с Мэвериком сейчас, а то Розалинда, пожалуй, никогда не попадет в Вайоминг.
Мэверик рассмеялся:
– Я знаю, как обращаться с годовалыми телятами и жеребятами. На них надо набросить лассо, заклеймить, а потом пустить гулять на воле. И они останутся в стаде, пока не понадобятся тебе.
– Вы и с женщинами так же обращаетесь? – поинтересовалась Синтия. – Только их-то отпускать на волю нельзя.
Мэверик ухмыльнулся и сжал ее руку. Отец Баптисте покачал головой:
– Думаю, вам всем придется поучить друг друга.
– Я готов учиться, – согласился Мэверик и подмигнул Синтии.
Она отвернулась:
– Если мы не тронемся сейчас же, то опоздаем, и Розалинда никогда не простит нам этого.
Своенравная девочка встретила их молча у двери, скрестив руки на груди. С плоской крыши свешивались гирлянды сушеного перца и всевозможных трав, обрамляющие ее голову. На девочке была простая белая блузка, украшенная вышивкой, и темно-зеленая юбка. Она была босой. Ее волосы свисали вдоль лица прямыми длинными прядями. Отец Баптисте откашлялся, прочищая горло.
– Я привел их, как и обещал.
Сначала Розалинда оглядела Мэверика с ног до головы – от кончиков сапог до шевелюры. Потом обошла вокруг него, молча рассматривая со всех сторон, и наконец кивнула:
– Ты лучше многих, кого привечала Мария. Мэверик разглядывал ее с не меньшим любопытством.
– У нее такие же синие глаза, Мэверик, как у вас, – сказала Синтия.
Ей захотелось, чтобы он принял эту девочку. Ради этого она была готова пожертвовать даже книгой о его жизни.
– У многих синие глаза, – возразил Мэверик. Розалинда замерла. Она посмотрела на отца Баптисте:
– Ты сказал, что он мой отец.
– Это были слова Марии.
Розалинда вздохнула с облегчением:
– Она не могла ошибиться. И она никогда не лгала.
– Ты когда-нибудь улыбаешься? – спросил Мэверик. Ему было интересно узнать, унаследовала ли девочка улыбку Марии.
Розалинда хмуро посмотрела на него:
– А ты?
– Может быть, мы зайдем в дом и поговорим там? – предложила Синтия в надежде разрядить атмосферу. Она всей душой желала соединить отца и дочь. Возможно, было глупо с ее стороны лезть в чужие дела. Но Синтия была незаконнорожденной и не знала своего отца. Надежды познакомиться с ним у нее уже не было. А вот Розалинде и Мэверику повезло больше.
Розалинда мотнула головой:
– Идемте туда, под дерево.
Она скрылась в доме.
– Девочка осторожная, – заметил отец Баптисте. – Она не знает ваших намерений, но не хочет показать свою слабость, боится показаться уязвимой.
– Понимаю, – сказала Синтия. – По крайней мере она не отказывается поговорить.
– Вы в самом деле думаете, что она моя дочь? – спросил Мэверик.
– Да. – Синтия положила руку ему на плечо. – Когда она вырастет, ваше сходство станет заметнее.
– Даже если она и не мой ребенок, я помогу ей.
Отец Баптисте потирал руки с довольным видом:
– Она пригласила нас к своему дереву. Это хорошее начало. Не хочется, чтобы вы думали, будто Розалинда здесь совсем одна. За ней присматривает вся деревня.
– Это замечательно, – сказала Синтия.
– Но она ни на что не променяет дом бабушки и собственную независимость.
Отец Баптисте выразительно посмотрел на Мэверика.
– Я не собираюсь ломать ее характер, – сказал тот. Отец Баптисте улыбнулся. Они обошли глинобитный дом и оказались позади него. Воздух был полон аромата душистых трав. Там, под деревом, стояли стол и стулья, похожие на те, что они видели возле дома отца Баптисте. Близилась ночь, на столе горела свеча.
Розалинда вынесла из дома поднос с графином и четырьмя стаканами. Предложив каждому по стакану воды, она присела рядом.
– Добро пожаловать под мое дерево.
– Спасибо за то, что приняла нас.
Синтию удивила внезапная учтивость Розалинды. Может быть, мать и бабушка девочки научили ее гораздо большему, чем можно было бы подумать. По-видимому, взрослая не по годам Розалинда сама решала, когда и где использовать эти знания. И все же она была еще ребенком.
Наступило затяжное молчание. Все чувствовали себя неловко.
Вдруг откуда-то из-за дома послышались жалобный вой и лай собаки.
Розалинда вскочила на ноги:
– Ах ты, короткохвостое, грязное, блохастое существо, засоряющее дом своими паразитами!
Собака гавкнула еще несколько раз и бросилась бежать.
– На этот раз я тебя поймаю! – Розалинда вскочила и погналась за собакой.
Отец Баптисте хмыкнул:
– Не знаю, что бы она делала без этой твари.
– Так это ее собака? – удивилась Синтия.
– Она живет в деревне, но после смерти Розы взяла себе манеру приставать к Розалинде. – Он улыбнулся. – Будто знает, что ей нужно отвлечься от горя.
– Она не кусает девочку? – спросила Синтия, вглядываясь в темноту.
– Нет, – покачал головой отец Баптисте, – они друзья. И еще неизвестно, кто будет тосковать больше, когда Розалинда уедет.
– Эта собака с нами не поедет, – твердо заявил Мэверик. – И при таких обстоятельствах я даже не могу толком поговорить с Розалиндой. Я же не могу здесь оставаться вечно.
