Сьюзен Кэррол - Серебряная ведьма
Она испугалась, что утонет в мощном потоке его чувств, словно в морской пучине. Мири не знала, желает она сопротивляться или готова сдаться. Но снова Симон принял решение за них обоих. Он внезапно оторвался от нее. Тяжело дыша, жадно смотрел на нее, словно пытаясь запомнить ее образ, потом молча распахнул дверь и скрылся за пеленой проливного дождя.
ГЛАВА 4
Лестница, извиваясь, уходила в облака. Ее перила переплетались в причудливом дьявольском узоре. Мири с трудом поднималась по ступеням, стараясь не наступить на ящериц, которые сновали у нее под ногами. Гибкие, скользкие и холодные саламандры терлись о ее ноги. Когда она уже потеряла надежду добраться до верха лестницы, то оказалась в комнате, похожей на гигантскую шахматную доску. На черно-белых клетках стояли огромные шахматы, вырезанные из камня.
Мири замерла, потому что черная королева подняла свой скипетр. Она громко выкрикнула приказ, от которого пешки начали маршировать вперед. Девушка спряталась за белой ладьей, пока не поняла, что они наступают не на нее, а на белого рыцаря на белом коне.
Она попыталась крикнуть, чтобы предупредить его, но голос утонул в шумной атаке пешек. Своими булавами они наносили рыцарю удар за ударом, сокрушив его до груды разбитых доспехов и осколков.
Мири бросилась к рыцарю, в ужасе понимая, что это вовсе не шахматная фигура, а человек, лежавший там с переломанным телом, истекая кровью. Его черные волосы закрывали лицо.
Мири открыла глаза. Задохнувшись, она оторвалась от подушки, сбросив с одеяла Некроманта, который свернулся у нее на груди. Не заметив недовольного мяуканья кота, она откинула одеяло и вскочила с кровати, чуть не ударившись о низкий потолок чердака. В голове у нее была одна мысль: Симон. Надо отыскать его и предупредить немедленно. Ее сердце бешено забилось от страха.
Мири почти спустилась по лестнице, когда вдруг вспомнила, что Симон давно ушел. Сколько ночей назад? Две? Или прошло три ночи, с тех пор как он растворился в дожде, оставив ей мучительные сны, наполненные брошенными детьми и зловещими женщинами, собирающими ядовитые розы. Но из всех кошмаров последний, с нападением на рыцаря, был самым страшным, слишком похожим на кошмары ее детства, странные и неизбежно вещие.
Она спустилась по лестнице, дрожа всем телом. Ей казалось, что возраст ночных кошмаров давно прошел, и она уже поблагодарила Бога, что переросла их. Многие годы она не видела этих снов, таких сильных и тревожных. Убрав спутанные волосы с лица, Мири вышла из дома и направилась к бочке с дождевой водой. Опустив руки в холодную воду, она умыла лицо, наслаждаясь ледяной прохладой и надеясь избавиться от остатков мучительного сна. Откинув голову, полной грудью вдохнула утренний аромат спокойного леса.
Было ее любимое время дня, когда мир умыт росой, а лесная зелень нежна и таинственна в свете раннего утра. В такое мирное утро казалось, что страшной грозы, приведшей Симона в ее дом, и не было.
Все признаки его присутствия были смыты, сетка, с помощью которой она его поймала, снята с дерева, не осталось даже следов его и Элли. Можно было подумать, что появление Симона тоже всего лишь сон, кроме… Мири провела пальцем по нижней губе. Кроме поцелуя, который Симон оставил на ее губах, такого горячего, беспощадного. После его ухода она чувствовала его еще долго. Губы успокоились, но сердце продолжало ныть от воспоминания о крепком объятии Симона. Будь он проклят! Почему он не мог просто протянуть ей руку? Почему схватил и поцеловал, словно… словно небеса готовы были упасть и весь мир исчезнуть? Его объятие было не простым прощальным объятием мужчины, который надеялся, что их пути снова когда-нибудь пересекутся. Нет, скорее это было похоже на отчаянное прощание солдата с его возлюбленной накануне битвы, которую он не надеялся пережить. Симон не верил, что увидится с ней снова, и, возможно, был прав.
Несомненно, у Аристида много врагов. Он постарался, чтобы его боялись и ненавидели, но ему удалось выжить так долго. Вот только выглядел он опустошенным и одиноким.
Но больше всего Мири тревожило не это. Она почувствовала на нем тень, овладевшую его духом и посеявшую в нем безразличие к жизни и смерти. Вполне возможно, что ее отказ помочь стал последней каплей. Но что она могла сделать? Не могла же она снова подвергнуть свою семью опасности, поверив в историю про дочерей Серебряной розы. Он не дал ей никаких реальных доказательств, кроме необычного шприца, который назвал кинжалом ведьмы. Мири представила себе, какой бум мог произвести этот инструмент среди лекарей.
Мири вздрогнула от прикосновения к ее лодыжкам чего-то мягкого и шелковистого. Посмотрев вниз, она увидела Некроманта, следовавшего за ней от дома. Этот кот всегда знал, где ее найти и что ее тревожило.
«Забудь его», – сказали его глаза.
– Я пытаюсь, – вздохнула Мири.
«Старайся лучше».
– Хороший совет от кота, память которого не дольше его последней дремы, месье, – ответила она, игриво подтолкнув его босой ногой.
Вернувшись в дом переодеться и заняться хозяйством, она постаралась запереть Симона в тайнике свой памяти, где хранила его так долго.
Когда-то простая работа, такая как дойка козы, кормление голубей и уход за пони, наполняла ее покоем. Но теперь, работая по хозяйству, Мири никак не могла сосредоточиться, и винить в этом только Симона было нельзя. Тревога овладела ею еще до его появления.
Подхватив корзину, она отправилась в лес собрать кореньев и ягод, которые использовала для создания своих эликсиров. Некромант шел впереди, то скрываясь и кустах, то появляясь на тропинке, преследуя всяких букашек и бабочек.
Она брела за Некромантом, босыми ногами ступая по мху. Осторожно раздвинув ветви на своем пути, нежно погладила кончиками пальцев грубую кору вяза. Когда-то она умела чувствовать биение жизни, пульсирующей от корней глубоко в земле, сердцебиение самого острова. Неужели древняя магия действительно иссякла? Или просто ее пальцы стали слишком грубыми, чтобы чувствовать ее?
У Мири все еще была способность ходить по лесу неслышно, не тревожа его жизнь. Мири считала странным, что умение неслышно передвигаться она позаимствовала не у своей мудрой матери, одной из Дочерей Земли, а у разудалого отца, шевалье Луи Шене, рыцаря, знаменитого своим остроумием и громким смехом, когда он был щеголем и желанным вельможей при дворе. Однако Мири мало знала об ослепительном, галантном парижском повесе. В ее детских воспоминаниях высокий красавец был центром ее мира, ее другом в детских играх.
В те драгоценные летние дни, когда папа покидал двор, чтобы навестить дом на острове, они вдвоем часто бродили по лесу, охотились на эльфов или прятались в кустах, затаив дыхание и поджидая единорога.
