Сьюзен Кэррол - Серебряная ведьма
До Мири вдруг дошло.
– Ч-что?
– Твоя сестра Арианн. – Симон старался говорить спокойно, но по его напряженному лицу Мири поняла, что он полностью понимал, о чем просил ее. – Если бы ты сообщила ей…
Но девушка уже в панике вскочила со стула, слишком потрясенная его просьбой, чтобы говорить. Она смогла только покачать головой.
– Мири, я уверен, ты должна знать, где она. Вы с сестрой были так близки. Не может быть, чтобы вы долго не виделись. Кроме того, я знаю, как вы общаетесь с помощью этих птиц, которые научены переносить записки на большие расстояния.
У Мири нашлось достаточно сил, чтобы произнести:
– Научены, да ты что! Мои голуби умеют переносить записки!
– Ладно-ладно. – Симон вскинул руки в умоляющем жесте – Не могла бы ты передать Арианн записку с одним из этих ученых голубей? Я не буду преследовать его, если ты этого боишься. Я бы вряд ли смог, даже если бы помчался. Я даже не хочу знать, где Арианн, просто надо предупредить о том, что происходит. Разве Хозяйка острова Фэр не должна охранять и предупреждать мудрых женщин от сотворения зла и защищать их от него?
– Арианн всегда пыталась делать именно это. Но она больше не Хозяйка острова благодаря тебе. Может тогда, если бы ты не прогнал Арианн с острова Фэр, она могла бы разузнать об этой Серебряной розе и давно бы остановила ее. Ты об этом подумал, Симон?
– Да, подумал. Даже не представляешь, как часто и последнее время думал, как сожалел… – Он замолчал, проведя рукой по волосам. – Но я не могу переделать прошлое, Мири. Я могу только не повторять его ошибок. – Подойдя ближе, он обхватил рукой ее запястье, и пальцы его легли на нежную кожу, под которой бился пульс. – Мне нужна помощь Арианн, ее связи с обществом ведьм… я хотел сказать, с мудрыми женщинами. Не важно, где она, но она все еще Хозяйка острова Фэр. Думаешь, ей неинтересно знать об этом новом ордене?
– Уверена, что интересно. Именно поэтому я не хочу ничего сообщать ей. – Мири освободилась от Симона и отошла от него, не зная, что соблазнительнее: его нежное прикосновение или умоляющий взгляд. – Если Арианн узнает об этой беде, она сочтет своим долгом вернуться на остров Фэр, несмотря ни на какую опасность. А там – где Арианн, там и Ренар. И они оба могут попасть в твою ловушку. Ты же почти уверен, что Арианн и есть эта Серебряная роза.
– Я сказал, что не уверен. Твоя сестра по своей сути добрая женщина, хотя, должен признаться, я считаю некоторые из ее приемов и знаний немного… э-э… сомнительными. Дело в том, что виной всему ее выбор мужа. Но если Арианн вернется, обещаю не вредить ей, – мрачно произнес Симон. – И месье графу тоже.
– Прошу простить за то, что я тебе не верю. В последний раз, когда ты почти убедил меня поверить тебе, ты уничтожил всех и все, что было мне дорого.
Симон открыл рот, чтобы ответить, но передумал, а на его лице отобразились сразу сожаление, стыд и печаль.
– Ты совершенно права. Я не дал тебе повода доверять мне, и у тебя предостаточно причин для ненависти.
– В этом-то и проблема. Я не хочу тебя ненавидеть, Симон. Это слишком больно. Боюсь, что ты меня снова предашь, и тогда у меня хватит сил воспользоваться этим ножом. – Она отвернулась от него, растирая себе плечи, чтобы успокоиться. – Если бы опасность грозила только мне, я бы могла рискнуть и поверить тебе. Но подвергать риску Арианн и Ренара… Я не могу. Я не сделаю этого. Ответ на твою просьбу будет – «нет». Если ты решил заставить меня сказать, где Арианн, или…
– Никогда не сделаю ничего подобного.
Она посмотрела на него через плечо, ожидая увидеть гнев или знакомое ей холодное, жестокое выражение лица. Так он отреагировал бы на ее отказ прежде. Но Симон выглядел сраженным, плечи его опустились, словно бы он увидел, как сгорела дотла его последняя надежда.
– Сожалею, – произнесла Мири более мягким голосом.
– Не стоит. – На губах Симона мелькнула слабая тень улыбки. – Если кому и надо извиняться и сожалеть, так это мне. Учитывая твое прошлое, с моей стороны было глупо рассчитывать на другой ответ.
Он снял камзол с веревки и надел его. Пройдя мимо двери, опустился на стул и потянулся за сапогами.
– Что… что ты делаешь? – встревожилась Мири.
– Ты выполнила условия договора – выслушала меня и теперь я должен сдержать свое обещание. – Симон натянул промокший, грязный сапог. – Я обещал, что оставить тебя в покое.
Несомненно, так было бы лучше. Для них обоих. Так почему же у нее так дрогнуло сердце? Пока он сражался со вторым сапогом, она подошла, едва сдержав желание отобрать у него сапог.
– Дождь еще не закончился и, похоже, будет лить еще долго. Ты выглядишь усталым. Я… у меня нет другой кровати, но если ты не откажешься лечь у камина и…
– Не думаю, что это хорошая идея. Лучше вернусь к той, которая привыкла проводить со мною ночи.
– О!
Мири едва сдержала разочарование. Симон казался таким одиноким. Ей никогда не приходило в голову, что у него может быть подруга, ждущая его где-то.
Симон встал и улыбнулся так, словно точно знал, о ком она подумала.
– Я имею в виду Элли. Она – моя единственная подруга жизни. Я привык спать с ней в стойле.
Мири не понравилось, что она покраснела. Конечно, не ее дело, есть у Симона женщина или нет.
– Это… это хорошо. Не то, что у тебя нет другой женщины, но… но Элли… Она о тебе позаботится, предупредит об опасности.
– Она так и делает. И не сосчитать, сколько раз это было.
Мири кивнула. Они с Симоном стояли очень близко, но казалось, что расстояние между ними растет. Наступило долгое, неловкое молчание. Исчез шум грозы, только дождь хлестал в окна и по крыше. Странно, шум дождя всегда казался Мири успокаивающим. Но теперь он звучал грустно и меланхолично. Возможно, потому, что она четко понимала: это их последняя встреча с Симоном.
Мири нервно сцепила пальцы. Она не знала, протянуть ему руку на прощание или просто сделать реверанс, но Симон поступил по-своему, сделав то, чего она от него ожидала менее всего.
Он схватил ее за талию и прижал к себе так сильно, что она тихо ахнула. Испуганно она смотрела в его темное лицо. Не успела она запротестовать, как его губы слились с ее губами, и она задохнулась в его объятии.
Это был совсем не тот нежный, теплый первый поцелуй. От жадного поцелуя его борода впилась в ее нежную кожу, а руки сжимали ее так, словно он хотел слиться с ней воедино и похитить ее душу.
От такого нападения Мири совсем ослабла, прижав руки к его могучей груди. Через влажную ткань она чувствовала его горячее тело и мощное биение сердца, которое эхом отдавалось у нее в груди, а сердце готово было разорваться, и кровь разливалась по телу огнем, когда Симон терзал ее губы в поцелуе, рожденном страстью, желанием, отчаянием и одиночеством.
