Эмма Уайлдс - Непристойное пари
Но он был графом и присутствовал здесь по просьбе тети, которую искренне любил, поэтому ему оставалось только терпеть, по возможности сохраняя хладнокровие.
– Должен сказать, я не уверен, что Хайатт и Аннабел подходят друг другу. Иногда она бывает упрямой и своевольной, а он немного мягковат. – Томас усмехнулся. – Надо ли говорить тебе об этом? Ты знаешь ее с детства. Она выросла и превратилась из любопытной озорной девчонки в молодую женщину, сохранившую особенности своего характера. Думаю, ты согласишься, ей нужна твердая рука.
Дерек был уверен, что ей нужны именно его руки, которыми он мог доставить ей незабываемое удовольствие... Он откашлялся.
– Думаю, Хайатт сможет управлять ею.
– Скорее она будет управлять им, вот увидишь.
Посещение званого обеда само по себе не доставляло Дереку удовольствия, а обсуждение, как женщина, которую он любил, будет обращаться со своим будущим мужем, было еще хуже. Дерек посмотрел через комнату и, обратив внимание на то, как блестят золотистые волосы Аннабел в свете люстр, расправил плечи. Она действительно была упрямой. А также веселой, красивой и очень близкой ему даже в этой переполненной людьми комнате.
– Прошу прощения. Я хочу еще вина, – сказал он хрипловатым голосом.
– Я заметил, ты не выглядишь счастливым. Но разве вино – решение проблемы?
Заданный тихим голосом вопрос Томаса остановил Дерека, приготовившегося уйти. Он повернулся к дяде.
Ему казалось, что он сделал все возможное, чтобы скрыть свое чувство.
Томас продолжил:
– Я старался оставаться в стороне, однако решил все-таки вмешаться. Ты когда-нибудь думал о том, чтобы поговорить с Аннабел о своих чувствах?
В какой-то момент Дерек хотел притвориться, что не понял, о чем идет речь, но дядя Томас слишком хорошо знал его. Он был для него как отец во многих отношениях, после того как Дерек, будучи еще совсем юным, потерял своего отца. Он судорожно втянул воздух.
– Аннабел презирает меня.
– Ты так думаешь? – мягко спросил Томас.
– Она достаточно ясно дала мне понять это. – Дерек понял, что пытается защищаться, и постарался смягчить тон. – Я сам виноват и теперь расплачиваюсь за это.
– Может быть, ты расскажешь, что произошло? Я спрашивал Аннабел о причинах вашего разлада, но она отказалась объяснять.
Желает ли он рассказать об этой истории? Да, желает. Память вернула его в тот несчастный вечер. Дерек старался оставаться спокойным, хотя внутри у него все сжалось.
– Дело в том, что Аннабел застала меня в скандальной ситуации с леди Беллвью. Я уверен, ты помнишь: она гостила у нас в Мэндервилл-Холле в прошлом году.
К чести Томаса, он никак не проявил своего неодобрения. И даже не удивился.
– Я предполагал нечто подобное. Помню, как эта леди пылко преследовала тебя в течение всего своего пребывания у нас. Неудивительно, что, в конце концов, ты стал жертвой.
Нет, он мог бы избежать связи с леди Беллвью, но проявил непростительную слабость.
– Черт возьми, не оправдывай меня, дядя, – резко сказал Дерек. – Я не должен был прикасаться к Изабелле, и ничего не произошло бы, если бы...
– Что?
Если бы он не вошел в библиотеку в тот роковой день. Он хорошо помнил, как лучи солнца освещали восточный ковер, как воздух был насыщен запахом пожелтевшей бумаги и старой кожи, и он нисколько не удивился, обнаружив Аннабел, так как она частенько сиживала там, уткнувшись своим хорошеньким носиком в книгу. Аннабел выглядела удивительно милой в своем дневном платье из белого муслина, украшенного крошечными, желтыми цветами. Ее светлые волосы были собраны в пучок и перевязаны шелковой лентой на затылке. Когда он вошел, она подняла голову и улыбнулась.
Он знал о ее невинном девическом увлечении. Сначала это забавляло его. Он привык, что женщины преследовали его, и эта игра доставляла ему удовольствие, но он не думал, что может стать объектом обожания со стороны невинной юной девушки. Затем, через несколько лет, Аннабел превратилась в очень красивую молодую женщину, ясно выражающую свои мысли и имеющую свое мнение по многим вопросам. Аннабел с детства были присущи такие черты, как смелость и стойкость, позволившие ей пережить трагедию; потери родителей. Возможно, то обстоятельство, что, она осталась сиротой в столь юном возрасте, вселило в нее уверенность в своих силах, или, может быть, этим качеством она обладала от рождения. Так или иначе, Дереку нравилось ее стремление к независимости. В девочке эти черты характера внушали расположение к ней, в женщине – интриговали.
К своему удивлению, Дерек обнаружил, что довольно часто думал о ней, даже когда находился в Лондоне, а она в Беркшире. Он вспомнил, что приезжал в Мэндервилл-Холл гораздо чаще, чем это было необходимо, и причиной тому была Аннабел. Ее смех, ее привычка подаваться вперед во время спора, ее редкая для женщины того времени образованность, которую она не скрывала, – все это необычайно привлекало Дерека.
Как могло такое случиться? Он среди всех женщин заинтересовался юной леди, едва окончившей школу?
В тот роковой день в библиотеке, притворившись, что ищет какую-то книгу, и, сделав несколько поддразнивающих замечаний, чтобы услышать музыку ее смеха, он совершил непростительный поступок, поцеловав ее. О, это было изящно исполнено, потому что он имел большой опыт в искусстве флирта. Он увлек Аннабел к окну, чтобы полюбоваться видом роз в саду, и встал рядом с ней гораздо ближе, чем допускали правила приличия. Затем положил руку ей на поясницу и, наклонившись, заглянул в лицо. Он живо помнил, как ее глаза слегка расширились, когда она поняла его намерения.
Ее губы были сладкими, как клубника, теплыми и невинными. А когда ее пальцы погрузились в его волосы на затылке, все тело его напряглось от желания. Руководствуясь извечным женским инстинктом, Аннабел прильнула к нему, он не удержался и нежно ее поцеловал.
Это был в ее жизни первый поцелуй, и Дерек был первым мужчиной, проявившим к ней интерес.
Да, он хотел быть первым.
Однако, внезапно осознав, что произошло, он замер.
Потом поднял голову и заглянул в глаза Аннабел.
Они сияли голубизной, как безоблачное летнее небо. В них светилось счастье, а на мягких губах, еще влажных после поцелуя, играла радостная улыбка.
Она едва слышно прошептала:
– Не останавливайся.
Не останавливаться? Она с ума сошла? Конечно, он должен остановиться. Что, черт возьми, он только что сделал?
Ему двадцать семь лет, а ей нет еще и восемнадцати. Он слыл повесой с ужасной репутацией, хотя не совсем заслуженно, а она была невинной девушкой, подопечной дяди. Если он не намерен жениться на ней, то не должен прикасаться к ней даже пальцем и тем более поощрять ее чувства к нему.
