Сара Линдсей - Обещай мне эту ночь
Наблюдая за ними, Джеймс почувствовал, что у него потеплело на сердце. Этот дом видел слишком много горя, а затем долгие годы оставался заброшенном. Теперь Белмор-Холл был полон жизни и света, в его стенах звенел детский смех, как когда-то хотелось его родителям. Джеймс отыскал свою старую няню, миссис Фицпатрик, и предложил ей целое состояние, чтобы она жила в Белморе и присматривала за делами сиротского приюта. Она с готовностью согласилась и приняла на себя управление домом с такой легкостью, что казалось, будто она занималась этим долгие годы. Дети просто обожали ее как и предвидел Джеймс, и между ней и Коннором не возникало ничего такого, что требовало бы его вмешательства…
Внезапно Джеймс осознал, что его работа здесь закончилась. Она закончилась уже довольно давно, но он продолжал оставаться, потому что не знал, что делать дальше. Пришло время возвращаться…
Джеймс оборвал себя. Невозможно возвратиться домой, если у тебя нет дома.
Уэстон-Мэнор заменил ему дом с тех пор, как умерли его родители, но теперь он тоже для него потерян. Даже если лорд и леди Уэстон не знали об этом, он предал их доверие. Эта мысль угнетала его, и хотя он не мог отрицать, что письма леди Уэстон приносят ему утешение и поддержку, читая их, он каждый раз испытывал ненависть к самому себе.
Генри как-то раз предпринял попытку навестить его несколько месяцев назад, но Джеймс постарался отделаться от него как можно скорее — насколько было возможно, чтобы не показаться грубым. Чертовски неловко смотреть лучшему другу в глаза, после того как ты едва не лишил его сестру невинности. И помоги ему Бог, если Генри или кто-то еще из ее родных когда-нибудь узнает, какие вольности он позволил себе той ночью. Его наверняка изобьют, если не пристрелят на месте. Что же, поделом ему. Джентльмен не поступает подобным образом с респектабельной молодой леди.
После всего, что Уэстоны сделали для него, вот как он отплатил им. О, он мог бы заявить, что Изабелла первая его поцеловала, но ведь и он поцеловал ее в ответ. Он был настойчив, взял все, что она готова была ему отдать, и требовал большего. Он отбросил все принципы, которыми руководствовался в жизни, отрекся от людей, которым должен был быть бесконечно предан. И все это он совершил в одно мгновение, потому что им овладела похоть к юной девочке.
Боже, что в ней было такого, что вызвало в нем столь неудержимый отклик? Она, безусловно, красива, но Джеймс в своей жизни знавал много сногсшибательных красавиц. Он восхищался ее живым умом, но поскольку это качество было характерно для всех женщин семьи Уэстон, Джеймс понимал, что не это делало ее неотразимо привлекательной. Мысленно он возвратился к тому моменту на ее первом балу, когда, назвав его бессердечным повесой, она подняла на него взгляд. Ее аквамариновые глаза сияли бесконечной радостью, а кремовая кожа алела румянцем от возбуждения.
Лучезарная. Вот единственное слово, способное достойно ее описать. Она излучала радость, радость жизни, то, что было отнято у него в очень раннем возрасте. Страшась снова пережить боль, Джеймс старательно гнал от себя всякие чувства, тем более радость жизни и ее высшее проявление — любовь. Но вблизи Изабеллы это было крайне затруднительно. Ее солнечная жизнерадостность и жизнестойкость неудержимо влекли его, притягивали с неимоверной силой. Она рождала в его душе призрачные картины того, какой могла бы стать его жизнь, если бы он снова позволил себе дать волю чувствам, а ее улыбка смягчала боль от прошлого, и он почти забывал почему стал таким, какой есть.
Именно поэтому он и должен держаться подальше от нее, чтобы она не завладела его сердцем. У нее хватит на это сил. А потом, если ему придется ее потерять… Он просто не сможет этого пережить. Его отец достаточно ясно доказал это. Но Джеймс не собирался кончить так, как его отец. Он не допустит, чтобы его благополучие и счастье зависели от другого человека. Как бы она ни искушал его…
Джеймс старательно гнал от себя мысли об Изабелле, потому что они доводили его до безумия (и бесконтрольного поглощения виски). Нет, сейчас ему необходимо заняться курьером. Но как же печален день, когда даже полное ненависти послание от единственного живого родственника он встречает с радостью, как способ отвлечься!
Джеймс нашел курьера в холле при входе. Тот явно чувствовал себя не в своей тарелке, но трудно было сказать, объяснялось ли это характером его миссии или присутствием детей, пристально изучавших его. Он не был знаком Джеймсу в отличие от его предшественников, но этому не стоило удивляться, если учесть, что большую часть прислуги Шеффилд-Парка следовало отправить на пенсию по меньшей мере десяток лет назад.
Вряд ли можно было ожидать от слуги, с трудом передвигавшегося вверх и вниз по лестнице, что он осилит шесть сотен миль от Эссекса до графства Керри и обратно. По правде говоря, это путешествие было достаточно рискованным предприятием для любого. Переправа из Холихеда на пакетботе трудна даже в лучшие времена, а затем, если удавалось благополучно добраться до Дублина, путника настигала волна антибританских настроений, которые, если верить газетам, с каждым днем проявлялись все яростнее.
Джеймс отметил измученный вид курьера, и ему стало жаль беднягу.
— Дети, — строго произнес он и дождался, пока все молча уставились на него. — Я собираюсь отвести нашего гостя в кабинет. Пожалуйста, верните ему все ценные вещи, которые вы у него позаимствовали.
Посланец удивленно взглянул на него, но затем изумился еще больше, когда дети, один за другим, громко жалуясь и ворча, протянули ему его часы, кошелек, носовой платок и еще кучу разных мелких предметов. Джеймс с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться, но ему удалось сохранить строгое выражение на лице.
— Я уже говорил вам бесчисленное количество раз, что подобные неучтивые и преступные действия в Белмор-Холле недопустимы.
— Да, милорд, — хором ответили ребятишки, безуспешно пытаясь изобразить раскаяние.
Джеймс громко вздохнул и возвел глаза вверх, вызвав смех у детей помладше, по крайней мере у тех, кто пробыл в Белморе достаточно долго, чтобы уже не бояться быть наказанным или выдворенным из приюта.
— Ну хорошо, а теперь марш отсюда! — Джеймс взмахнул ладонями, словно разгоняя птиц. — Без сомнения, миссис Фиц следует больше загружать вас поручениями по хозяйству и домашними уроками, раз уж ваши головы и руки недостаточно заняты, чтобы держаться подальше от чужих карманов.
Дети быстро разошлись, и Джеймс отвел посланца в кабинет.
— Прошу извинить их недостойное поведение, — сказал он, закрывая дверь. — Видимо, от привычки воровать трудно избавиться. — Он сокрушенно покачал головой. — Ну, так какие же неотложные новости привели вас сюда? Какую еще невероятную сказку мой дед послал вас передать?
