Пьер Лоти - Женитьба Лоти
Рараху небольшого роста, чудесно сложена, ее маленькая грудь и руки – истинное совершенство. Вся она от головы до пяток кирпично-красная с желтоватым оттенком и от этого похожа на терракотовую[9] этрусскую[10] статуэтку.
На стройных лодыжках тоненькая синяя татуировка наподобие браслета, на нижней губе – три короткие вертикальные черточки, как у женщин с Маркизских островов, а на лбу – едва заметный рисунок диадемы. Как у всех местных жительниц, глаза у Рараху круглые и близко посаженные, и когда она смеется, то становится похожей на обезьянку-игрунку;[11] а когда задумывается или грустит – в ней проявляется некое, я бы сказал, полинезийское, обаяние.
VI
И вот я впервые ступил на таитянский берег. Английский адмирал, командир «Рендира», нанес визит вежливости государыне, кстати, старой своей знакомой. В полной парадной форме я сопровождал его.
Было два часа пополудни.
Густую зелень пронизывали лучи знойного солнца. Тихо и пустынно в этот час на тенистых бульварах Папеэте, столицы острова. Среди огромных деревьев и лиан прячутся домики с верандами. Кажется, они, как и хозяева, погружены в сладкую послеполуденную дрему. Вокруг королевского дворца так же тихо.
Принц, одетый в черное темнокожий гигант, встретил нас и проводил в полутемную гостиную. Там молча и неподвижно расположилось несколько аборигенок.
Посредине стояли два позолоченных кресла. На одном восседала королева. Другое она предложила адмиралу. С помощью переводчика старые друзья обменялись протокольными приветствиями.
Женщина, о которой я был наслышан с детства, предстала передо мною: меднокожая, почти уродливая старуха в розовом шелковом балахоне, суровая и властная… И все же в морщинистом увядшем лице – следы былого очарования, о котором сохранились свидетельства мореплавателей прошлых времен…
В полумраке зашторенной комнаты, в покойной тишине тропической сиесты[12] необыкновенно привлекательными показались фрейлины. Все они отличались таитянской красотой: нега в черных глазах и янтарная кожа; в роскошных, свободно распущенных волосах – живые цветы; светлые газовые платья со шлейфами струились длинными волнистыми складками.
Я не мог отвести глаз от принцессы Ариитеи, нежноликой, задумчивой, с бледными розами в черных волосах…
VII
Обменявшись с королевой приветствиями, адмирал сказал:
– Имею честь представить вашему королевскому величеству мичмана Гарри Гранта, брата знакомого вам Джорджа Гранта, который четыре года прожил в вашей прекрасной стране.
Едва умолк переводчик, Помаре протянула мне морщинистую руку: старческое лицо осветилось добродушной детской улыбкой, отнюдь не королевской.
– Вы брат Руери! – Она назвала Джорджа его таитянским именем. – Заходите ко мне еще.
И по-английски добавила: «Welcome!» (Добро пожаловать!) А это особая честь: обычно Помаре говорит только на родном языке.
– Добро пожаловать! – повторила владычица Таити и снова показала длинные, как у людоеда, зубы.
Я ушел, завороженный диковинным приемом…
VIII
До четырнадцати лет Рараху практически не покидала хижину приемной матери на берегу ручья Фатауа в округе Апире.
Что она делала? Да ничего! Мечтала, пела, гуляла с подружкой Тиауи в ближайшем лесу, плескалась в ручье… Девчушки, беззаботные веселые созданья, только что не жили в воде – плавали и резвились, как золотые рыбки…
IX
Не подумайте только, что Рараху была совсем необразованной: она умела читать по-таитянски Библию и твердым крупным почерком писала нежные слова на родном языке. Она даже кое-что смыслила в орфографии – условной орфографии монахов из братства Пикпюс,[13] составивших полинезийский словарь, написанный латинскими буквами.
Право, многие девочки в наших деревнях знают меньше этой дикарки. Ученье в миссионерской школе давалось ей легко, и, если бы не природная лень, она могла бы получить недурное образование.
X
Пройдите полчаса по дороге к Апире, сверните направо через кусты – и увидите большой пруд у подножия скалы. Из пруда каскадами вытекает дивно прохладная и прозрачная вода ручья Фатауа.
Там ежедневно собирается изысканное общество – все красотки Папеэте. Целыми днями напролет девушки валяются на травке, щебечут, поют, плавают и ныряют, как рыбки. В муслиновых туниках заходят они в искрящуюся воду, а выйдя на берег, не раздеваются – так и спят в мокрых одеждах, как наяды… В поисках приключений туда нередко заглядывали моряки. Царила там негритянка[14] Тетуара. Несчетное количество апельсинов и гуаяв[15] съедалось под пышными кронами прибрежных деревьев.
Тетуара происходила из черных меланезийских канаков.[16] Какой-то европейский корабль подобрал ее на острове близ Новой Каледонии и завез за тысячу миль от родины, в Папезте. Здесь она выглядела как зулуска[17] среди английских барышень.
Неистощимо жизнерадостная, веселая как обезьяна, бесстыдная, она собирала вокруг себя шумное и оживленное общество. Ленивые подруги ценили Тетуару, охотно подчинялись ей; у ручья Фатауа она слыла влиятельной персоной.
XI
ЗНАКОМСТВО
Впервые я увидел малышку Рараху в тихий знойный полдень. Юные туземки, разомлев от жары, дремали на берегу ручья в траве, опустив босые ноги в прохладную воду. Неподвижная тень тропической зелени защищала от палящих солнечных лучей; крупные бархатно-черные бабочки с большими бурыми пятнами лениво перелетали с цветка на цветок; иногда садились на кого-нибудь из нас и замирали, не в силах взмахнуть тяжелыми крыльями. Воздух был насыщен неведомыми пряными ароматами. Я поймал себя на том, что уже поддался разнеживающей лени, волшебным чарам Океании…
Неожиданно в неподвижной тишине послышался легкий шелест листьев, раздвинулись ветви мимоз и показались две девочки. Они осторожно осмотрелись, как мышки, вылезшие из норки.
На хорошеньких головках – венки из листьев: бедра обмотаны таитянскими юбочками-парео, синими с желтыми полосами, стройные смуглые тела обнажены, черные волосы распущены. Убедившись, что все спокойно и поблизости не видать белых людей, малышки бросились в воду, прямо туда, где водопад рассыпался жемчужными брызгами; вода запенилась еще сильнее.
