Пьер Лоти - Женитьба Лоти
Не тем прекрасна эта земля…
Не всем доступна ее краса…
Поезжайте-ка подальше от Папеэте, туда, куда еще не добралась цивилизация, где под стройными пальмами у коралловых шельфов перед лицом необъятного Великого океана стоят таитянские хижины с панданусовыми кровлями. Посмотрите на этих людей: загадочных, будто погруженных в грезы, часами неподвижно сидящих небольшими группками у стволов громадных деревьев, всегда праздных, прислушивающихся к чему-то неведомому, словно одним созерцанием живущих… Вслушайтесь в величавую тишину тропической природы, такой же неподвижной, как и люди, в монотонный шорох коралловых обломков и волн… Взгляните на грандиозные эти пейзажи, на базальтовые утесы, на покрытые густой зеленью сумрачные горы… И вокруг безбрежная водная пустыня: Тихий океан…
XX
В Папеэте намечался большой праздник: королева давала бал в честь офицеров вновь пришедшего фрегата.[28]
Уже выстроились в гостиной при открытых дверях и окнах белые чиновники во фраках и фрейлины двора в вечерних туалетах – весь высший свет.
А в саду свое гулянье. Множество нарядных женщин, не принадлежащих к избранному обществу, в праздничных уборах, украшенные цветами, завели упа-упа, грандиозную пляску на всю ночь. Под тамтамы[29] танцевали босиком, а во дворце – под фортепьяно – в атласных туфельках.
Офицеры успели перезнакомиться со всеми и благодаря нестрогим таитянским нравам свободно переходили из одного мира в другой, наслаждаясь столь разнообразным весельем.
Ревность – неизвестная в Океании страсть – отравляла существование Рараху.
Засыпая в одиночестве в бедной хижине под шум окружающего леса, воображала она, как ее Лоти проводит вечера с фрейлинами Фаиманой и Териа… Больно сжималось бедное сердечко при мысли о принцессе Ариитее, ибо женским чутьем Рараху угадывала в ней соперницу…
Именно ревность, да еще, пожалуй, любопытство, привели влюбленную девочку в королевский сад на бал…
– Иа ора на, Лоти! (Здравствуй, Лоти!) – внезапно раздался за моей спиной знакомый детский голосок, неуместный в пряной атмосфере совсем не детского праздника.
Я удивленно обернулся.
Да-да, она самая, маленькая Рараху, предстала передо мной в белом платьице. Малышка держала за руку неразлучную подружку. Девочки, хотя и хорохорились, были заметно смущены вниманием к себе со стороны взрослых женщин. Принужденно улыбаясь, Рараху укорила меня:
– Почему ты не с нами, Лоти? Не хочешь знаться? Может, другие, во дворце, красивей нас? Или лучше одеты?
В воздухе запахло грозой. Обиженный голосок звенел от злости.
Малышка прекрасно знала, что для меня лучше ее не было никого, только поэтому она позволила себе столь дерзкую выходку.
Успокоившись, Рараху попросила:
– Подойдем-ка поближе, я хочу посмотреть, что делают там эти во дворце.
Мы втроем, взявшись за руки, сквозь пляшущую толпу муслиновых светлых платьев и цветочных гирлянд пробрались к распахнутым окнам, где вовсю продолжался королевский бал.
– Ой, что они делают? – горячо прошептала Тиауи.
Она показывала на роскошных дам, в дорогих туниках, с подведенными бистром[30] бровями. Вместе с офицерами дамы сидели за накрытым зеленым сукном столом. Они передвигали золотые монеты, а пальцы быстро перебирали раскрашенные глянцевые карточки; а между тем в глазах их застыла ленивая истома, присущая исключительно южанкам…
Тиауи понятия не имела о тайнах покера и баккара,[31] и мои объяснения ничем ей не помогли.
Вдруг в душном воздухе раздались первые аккорды рояля; все замолкло. Рараху замерла, очарованная.
Никогда прежде она не слышала ничего подобного; от изумления и восторга ее диковинные глаза округлились еще больше. Смолк и тамтам; прекратилась зажигательная туземная пляска. Я чувствовал, как за нашими спинами, стараясь не шуметь, собирались люди. Слышались только колыханье легких тканей, бархатный шорох больших бабочек, задевавших крыльями пламя зажженных свечей; да еще доносился никогда не умолкающий отдаленный гул океана…
В паре с капитаном фрегата вышла вальсировать принцесса Ариитеа.
– Она очень красивая, Лоти! – ревниво выдохнула Рараху.
– Очень, Рараху, – согласился я.
– И ты, когда подойдет твоя очередь с ней танцевать, ты так же обнимешь ее? А Рараху вдвоем с Тиауи вернется в Апире и ляжет там спать вся в слезах? Нет, Лоти, нет! – вспыхнула она вдруг. – Ты не пойдешь туда! Я пришла за тобой!
– Успокойся, Рараху! Ты еще послушаешь, как чудно звучит рояль под моими руками. Уверяю, тебе не приходилось слышать такой сладкой музыки. А потом ты уйдешь – ведь уже ночь. Завтрашнего дня ждать недолго, завтра мы снова будем вместе…
– Боже! Нет, Лоти, нет, я не пущу тебя! – закричала она дрожащим от ярости детским голоском и стремительно, как дикая кошка, вцепилась в меня, сорвала золотой аксельбант,[32] измяла воротничок моей безупречной английской сорочки и разорвала сверху донизу крахмальную манишку.
Делать нечего! Малышка добилась своего. Не мог же я, в самом деле, появиться на балу в таком виде. Пришлось обратить все в шутку, рассмеяться и вместе с Рараху пойти в джунгли Апире…
Среди деревьев, в глухой темноте мне все показалось нелепым и тоскливым: тишина, свет чужих звезд, запахи экзотических цветов – все, даже счастливый голосок маленькой чаровницы, что шла вместе со мной. Меня преследовало волшебное видение: Ариитеа в длинном темно-синем, как ночь, атласном платье вальсирует среди праздничных огней под звуки благородной музыки. Жгучее желание влекло меня к ней. Напрасно в этот вечер Рараху увела меня с собой…
XXI
ЛОТИ – СЕСТРЕ В БРАЙТБЕРИ
Папеэте, 1872 год
Милая сестрица!
Вот и я очарован – очарован этой страной, ни на какие другие не похожей. Должно быть, я вижу ее через ту же волшебную призму, что и Джордж; двух месяцев не прошло, как я слупил на эту землю, – и вот я пленен. Забылось уныние первых дней. Здесь, пожалуй, хотел бы я жить, любить и умереть, как говорила Миньона…[33]
Мы останемся здесь еще на полгода – до октября. Так решил наш капитан: ведь и ему здесь хорошо как нигде. Еще полгода буду предаваться сладчайшей истоме здешней жизни, пока не превращусь окончательно в туземца. Боюсь, как бы час отплытия не причинил мне жестоких страданий.
Не могу передать тебе, с каким странным чувством я встречаю здесь свои отроческие воспоминания. Ощущение такое, что я попал в страну детства. Все эти пейзажи мною уже видены, все имена известны, все люди настолько подобны персонажам моих детских снов, что иногда я вынужден ущипнуть себя – уж не сплю ли я? Удивляюсь, как двенадцатилетним мальчиком, грезя об Океании, я угадал ее такой, какой нашел ныне.
