Патриция Хэган - Горячие сердца
– И вы намерены присоединиться к ним, как только поправитесь? Не могли бы вы тогда сказать ему, что видели меня и что я с нетерпением жду его возвращения?
Он покачал головой, на лице выразилось огорчение.
– Как только меня выпишут отсюда, я сразу же отправлюсь домой, в Пенсильванию. Там у меня жена и пятеро детей. Хватит с меня этой чертовой войны. Больше я Колтрейна не увижу.
Он окликнул ее, когда она, шатаясь, побрела прочь, но Китти не обернулась. Итак, нет никакого способа дать знать о себе Тревису. Как написать ему, если он в пути?
Утирая со лба пот, она прошла мимо рядов кроватей. Когда-то ей приходилось переступать через раненых, лежавших на полу, но теперь госпиталь уже не был забит до отказа. Однако в воздухе по-прежнему стоял запах смерти и разлагавшейся плоти. Одного из солдат, лежавших поблизости, стошнило, и затем он потерял сознание прямо посреди собственной рвоты. Она направилась к его кровати, понимая, что раненого придется вымыть. Вокруг его лица уже жужжали мухи, и от одного этого зрелища ее саму выворачивало.
Китти уже приблизилась к его кровати, когда у нее неожиданно закружилась голова и она пошатнулась. Жара, мухи, затхлый воздух – все обрушилось сразу на нее. Шаря вслепую рукой, она не нашла ничего, на что можно было опереться, и тяжело опустилась прямо на пол.
– Китти. Китти! Дитя мое, очнись.
Она, моргнув, открыла глаза. Кто-то слегка хлопал ее по щекам. Доктор Холт склонился над ней.
– Ох, извините, – слабо воскликнула она и попыталась сесть, но тут же мягкая рука доктора Холта опустила ее голову обратно на кровать, куда он положил ее. – Мне уже лучше, честное слово. Тут такая жара, и запахи, и…
– И еще то обстоятельство, что у тебя скоро будет ребенок, – произнес он тихо.
Глаза их встретились. Она была не в силах лгать этому человеку.
– Когда он должен родиться?
– Полагаю, это случилось сразу после битвы при Бентонвилле. – Она отвернулась к стене. – Значит, его рождения следует ожидать где-нибудь ближе к Рождеству. – Она совсем не по-женски фыркнула. – Смешно, да? Незамужняя мать, ожидающая появления младенца к Рождеству. Но зачат он был вовсе не от Святого духа.
Доктор похлопал ее по плечу:
– Китти, твой капитан вернется. Как он может не вернуться к такой красавице, как ты? Вы поженитесь, будете растить вашего ребенка, твоих губ снова коснется улыбка. Ты справишься со всем, вот увидишь, и хотя мне бы очень не хотелось покидать тебя в таком положении, я знаю, что ты выйдешь из него с честью.
Она резко повернула голову в его сторону:
– Что вы имеете в виду? Куда вы собираетесь?
Он беспомощно развел руками:
– Я не говорил тебе об этом до сегодняшнего дня, потому что не хотел расстраивать. Вот уже несколько недель тому назад я догадался, что ты носишь под сердцем ребенка. Врачи чувствуют такие вещи, моя дорогая. Офицеры медицинской службы Союза, на чьем попечении находится госпиталь, сообщили мне, что мои услуги им больше не требуются. Я волен вернуться домой, в Роли, к моей семье. Госпиталь скоро закроют, самое большее через несколько месяцев. Но мне искренне жаль оставлять тебя здесь, зная, что за тебя некому будет заступиться, не говоря уже о том, как горожане относятся к тебе. Почему бы тебе не поехать со мной? Ты полюбишь мою жену, и она примет тебя в нашем доме как свою родную дочь.
– Нет! – вырвалось у нее. – Я не могу уехать отсюда. Как Тревис узнает, где искать меня, когда вернется? Я дала слово, что буду ждать его.
Холт вздохнул:
– И что ты собираешься делать до того времени?
– Найду какой-нибудь выход. – Ее подбородок выдался вперед, и он понял, что лучше закончить разговор.
Тремя днями позже доктор Холт распрощался с Китти и отправился в Роли. Кровь, страдания, изувеченные тела – все это осталось позади. Китти не могла сдержать слез.
– Ты мне напишешь? – спрашивал он с тревогой в голосе. – Дашь знать, если передумаешь и захочешь погостить у меня и моей семьи?
Она кивнула, но оба они понимали, что им, скорее всего, уже никогда не суждено встретиться. Китти была твердо намерена ждать возвращения Тревиса. Теперь у них больше, чем когда-либо, оснований начать новую жизнь на земле, которая отныне принадлежала ей. Как счастлив был бы ее покойный отец, если бы мог видеть своего внука, подрастающего на ферме Райтов! Эта мысль вызвала улыбку на ее губах, заставила вспыхнуть ярким блеском глаза, и доктор Холт прошептал:
– Ты справишься со всем, дитя мое. Я знаю, так будет.
Его экипаж отъехал от крыльца.
Китти продолжала свою службу в госпитале. Она старалась носить платья самого свободного покроя, какие только могла найти, и самые большие фартуки – ее положение должно как можно дольше оставаться в тайне. Военные врачи Союза относились к ней терпимо, так как все знали, что она была возлюбленной всеми уважаемого кавалерийского офицера. Всех остальных добровольных помощниц из местных жительниц уже давно отпустили, кроме дам из церковного благотворительного кружка, которые время от времени являлись с корзинами снеди для раненых солдат-янки.
– Они нас ненавидят, однако приходят сюда, – как-то раз заявил один из солдат, после того как дамы покинули больницу. – Наверное, думают, будто быть милосердным к врагам своим – самый верный способ попасть на небеса. Но совершенно очевидно, в душе они нас презирают.
– Вы для нас больше не враги, – ответила ему Китти. – Разве вы забыли, что мы теперь снова считаемся единым государством? Мы больше не должны делить друг друга на две стороны, если хотим поддерживать мир.
Однажды утром шум женской болтовни заставил Китти, перевязывавшую руку раненому солдату, поднять глаза.
– Благотворительницы, – засмеялся солдат, – приходят сюда со своими корзинами, полными всякой дряни, которую все равно не станешь есть. Не подпускайте никого из них ко мне. Сегодня утром я не в том настроении, чтобы распевать псалмы.
– Ну, Линвуд, не будьте таким сварливым, – пожурила его Китти.
Она успела искренне привязаться к этому немолодому уже человеку, который потерял в сражении одну руку и половину другой. Он был родом из Род-Айленда и мечтал о том дне, когда сможет вернуться домой, а Китти, со своей стороны, делала все, чтобы ускорить его выздоровление. Она была единственной, кто мог заставить его каждый день вставать с постели и совершать прогулку по саду. Судя по тому негодованию, которое вызвал у него вид сновавших вдоль проходов и что-то кудахтавших женщин, сил у него заметно прибавилось.
– Терпеть их не могу, – возмущался он. – Сразу видно, им противно прикасаться к нам. Помните ту толстуху, которая на прошлой неделе выскочила из комнаты, вопя, что она, возможно, ухаживает за тем самым солдатом, который убил ее мужа? О Господи, ее визг до сих пор стоит у меня в ушах. Я не понимаю, зачем вообще доктора впускают сюда этих старых сплетниц?
