Франсуа Деко - Приданое для Анжелики
Конечно же, дошла очередь и до нее самой.
— Я не знаю, какой он сейчас, мой жених. — Анжелика вздохнула. — Я его видела шесть лет назад. Блондин, серые глаза. Но вы же знаете, что светлые волосы с возрастом темнеют, а глаза тускнеют от вина.
Монашки притихли.
— Счастливая, — тихо произнесла Анна. — Тебя хоть кто-то в миру ждет.
Наутро Анжелика проснулась знаменитостью. Сестры шептались и кивали в ее сторону. Старшие монашки, спящие в другой комнате, недоуменно переглядывались, заинтересованно и уважительно посматривали на новую послушницу. Аббатисе даже понадобилось время на то, чтобы привести этот хаос в нечто стройное и загнать возбужденных дочерей на утреннюю молитву.
А в обед прибыл посыльный.
— Анжелика! — удивленно произнесла аббатиса, едва вскрыла конверт. — Твоя просьба удовлетворена. Ты едешь во Францию.
Шепоток, сопровождавший ее все это время, мгновенно смолк. Анжелика невольно обернулась и лишь теперь почувствовала весь ужас их положения. В глазах сестер стояло непередаваемое страдание.
Адриан увидел шхуну «Нимфа», стоявшую буквально через два причала.
— Где экипаж? — спросил он первого же портового служащего, владеющего, как ему и положено, всеми языками мира.
— Разбежались, — заявил тот и махнул рукой. — Как только инквизиция взяла капитана, так они все и прыснули. Сам понимаешь, дураков нет.
Адриан охнул и спросил:
— А пассажиры?! Что с ними?!
— Не знаю никаких пассажиров, — мгновенно открестился служащий, понявший, что молодой человек спрашивает не просто так.
Адриан нанял экипаж и в считаные минуты был уже у здания инквизиции. Заходить туда ему не хотелось, сердечко екало. Но он сунул дурные предчувствия в то самое место, где им и положено быть, взлетел по лестнице, по-хозяйски толкнул дверь и, не слушая криков охранника с мушкетом, оторопевшего от такой наглости, ворвался в секретариат.
— Я ищу Амбруаза и Анжелику Беро, — с ходу выпалил молодой человек.
— Сейчас, — с ужасным произношением, но все-таки на французском отозвался секретарь и достал со стеллажа папку, открыл ее, ткнул в бумагу пальцем. — Амбруаз Беро. Приговорен.
Адриан глотнул и не без труда отпихнул охранника, уже начавшего его выпроваживать.
— К чему приговорен?
Но секретарю не хватало французских слов для объяснения. Он вздохнул, сказал охраннику что-то успокаивающее и жестом велел посетителю следовать за ним. Они долго шагали по темному длинному коридору, потом вышли на пустую площадку, залитую солнцем. В самой ее середине стоял обгоревший столб, снизу лежала старая зола.
— Амбруаз Беро. — Секретарь ткнул пальцем в эту кучку.
Адриан покачнулся и прислонился к стене. Только теперь он понял, что это за запах.
— А Анжелика?
— Монастырь, — коротко объяснил секретарь, вздохнул и, всем видом стараясь показать, что это важно, добавил: — Епископ. Езжай к нему.
Адриан развернулся и помчался тем же темным коридором. На бегу он бросил охраннику извинение и спустя пятнадцать минут сидел в приемной зале епископата. Еще через полчаса едва ковыляющий маленький немолодой горбун принес папку с нужными документами.
Адриан начал с пристрастием допрашивать здешнего, уже епископского секретаря по всем пунктам:
— За что арестовали шхуну «Нимфа»?
— За нимфу, — эхом отозвался секретарь. — Амбруаз Беро осужден как совладелец судна, на котором открыто водружена языческая символика.
Адриан вытер взмокший лоб. Он видел эту фигуру над форштевнем.
— Обычная деревянная голая баба. У вас в Испании что, голых баб никогда не видели?
Секретарь, судя по его невозмутимому виду, постоянно сталкивающийся с подобными вопросами иностранцев, пожал плечами и заявил:
— Таков закон. Вы же не станете поить прохожих вином в мусульманской стране. Потому что вас покарают. А смущать честных католиков язычеством ничуть не более законно. Мы за это наказываем.
Адриан возмущенно пыхнул, но это была не его страна.
— Ну хорошо, а почему Анжелику Беро сунули в монастырь?
— Кто вам это сказал? — поинтересовался секретарь.
Адриан мгновенно оценил этот испытующий взгляд и понял, что если он скажет, то у секретаря инквизиции будут проблемы. Нет, он не считал нужным беречь людей, убивших его потенциального тестя, просто видел, что это ничего не решит. Здесь никто и ничего не собирался говорить ему о судьбе Анжелики.
— Странно. Об Амбруазе вы мне рассказали, а о Анжелике — не хотите?
— Не ищите заговоров, юноша. — Секретарь усмехнулся. — Приговор Амбруазу Беро — уже общественное достояние, он — наказанный преступник, а его дочь никем не осуждена. Она имеет право на мое молчание. Судьба этой девицы — ее личное дело. Не ваше.
— Я — ее жених.
— Докажите, — парировал секретарь.
Адриан заткнулся. Ему нечем было подтвердить устный договор их отцов, но кое-что внушало надежды. Да, Анжелика никем не осуждена. Он бросил еще один взгляд на секретаря, понял, что тот денег не возьмет, сдержанно поблагодарил и вышел.
«Вот еще беда на мою шею! Что бы тебе не выйти замуж на Мартинике, Анжелика?!»
Он помнил эти дикие забавы двух девчонок, Терезии Кабаррюс и Анжелики Беро. Не забыл потому, что Анжелика в конце концов осмелела и тоже решила попробовать силы. На нем! Адриан, тогда пятнадцатилетний, прекрасно запомнил и этот ее неумелый поцелуй, и Терезию, внезапно появившуюся с самым уличающим видом. Такие уж у них были игры.
«Вот дуры!» — Адриан фыркнул.
Он в те свои пятнадцать лет вовсе не был старым развратником, коих наивно, жестоко и совершенно по-детски разыгрывала Терезия, возможно, мстя за то, что случилось с ней в двенадцать. Он был другим, и ситуация сложилась иная. Это как-то разом поняли все трое. Им стало неловко, ему — до сих пор.
«Нет, Анжелика Беро, лучше бы нам идти своими путями, порознь», — подумал Адриан, вздохнул и двинулся по коридору.
С тех пор Терезия Кабаррюс обросла еще более дурной славой. «Скандальная хроника» с упоением сообщала, что госпожа де Фонтене радостно и легко отдается близким друзьям дома. Эта газетка обещала парижанам держать их в курсе малейших движений бедер прекрасной маркизы. Что ж, каждый заслуживает той славы, которую имеет.
Вот только Адриан давно уже не верил всему, что говорят. В тот вечер он ясно увидел, что Анжелика Беро, растерянно шмыгнувшая носом, совсем не та, какой казалась пять минут назад. И внезапно смутившаяся Терезия — не просто развратная девица. Он и себя увидел как-то иначе. Видимо, повзрослел.
