Барбара Картленд - Безжалостный распутник
— Сто гиней! — неожиданно раздался голос из задних рядов. Присутствующие все как один ахнули и повернулись в сторону покупателя.
— Благодарю вас, сэр! — произнес аукционист. — Огромное вам спасибо. Сто гиней! Кто больше? Нет желающих? Продано!
Сиринга, вытянув шею, пыталась разглядеть покупателя.
Голос был тот же самый, негромкий, но жесткий, это его обладатель давал самую высокую цену за их вещи. Сиринга так и не смогла рассмотреть его: мешала толпа, а она постеснялась встать.
«Я должна поговорить с ним, — подумала она. — Должна рассказать ему о Меркурии… попросить его обращаться с ним по-доброму».
Она вновь посмотрела в зал.
— Таким образом, торги объявляются закрытыми! — объявил аукционист.
— Сколько? Сколько всего денег?
Этот голос прозвучал откуда-то из глубины помещения и тут же был подхвачен остальными присутствующими.
— Да, да! Назовите нам общую сумму!
— Какая же выручка?
В этих вопросах чувствовалась недоброжелательность. Аукционист наклонился к помощнику, и они о чем-то шепотом посовещались.
— Это противоречит правилам, джентльмены, — ответил он. — Я еще не сообщил сумму вырученных денег прежнему владельцу вещей.
С этими словами он выразительно посмотрел на сэра Хью.
— Ну так скажите ему, — предложил кто-то. — Он же не настолько пьян или глух, чтобы не услышать вас!
Сиринга оценивающе посмотрела на отца: как будто только что разобравшись в том, что происходит, он встал на ноги.
— Отлично, — произнес он тоном, не предвещающим ничего хорошего. — Давайте прямо сейчас подсчитаем выручку, коль вы так настаиваете. — Сколько это отребье заплатило вам за мои превосходные вещи? — спросил сэр Хью у аукциониста.
Его слова вызвали у присутствующих взрыв дружного хохота. Аукционист снова пошептался с помощником и объявил:
— Общая сумма составляет десять тысяч фунтов, джентльмены.
— Десять тысяч, — задумчиво повторил сэр Хью.
В комнате неожиданно стало тихо. Затем аукционист намеренно понизил голос, однако вполне отчетливо произнес:
— Вы помните, сэр Хью, сумму, которую должны сэру Перси Грейсону и лорду Кловердейлу?
— Я прекрасно помню ее, уважаемый, — ответил сэр Хью. — Проследите за тем, чтобы эти два джентльмена получили причитающиеся им деньги.
Потом раздался чей-то разъяренный вопль, как будто это ревело какое-то обезумевшее животное. Люди, которые спокойно вели себя во время торгов, всколыхнулись, как морская волна. Все повскакали с мест, крича и опрокидывая стулья.
— Это наши деньги! — закричал кто-то. — Они принадлежат нам! Они не ваши! Заплатите сначала нам! Мы для этого сюда и пришли!
Теперь крики возмущения раздавались со всех сторон. Сиринга увидела, что многие принялись вытаскивать из карманов счета, длинные списки, на которых четким почерком сэра Хью были начертаны обязательства их оплатить.
— Деньги! Деньги! Деньги! — начал скандировать кто-то, и остальные тут же подхватили его призыв. — Верните наши деньги!
Какое-то время изумленный сэр Хью стоял молча, затем, сделав над собой усилие, выпрямился и гордо вскинул подбородок.
— Я сожалею, джентльмены, — произнес он. — Но мои карманы пусты. Вы не можете получить то, чего у меня нет.
— Тогда отправитесь в тюрьму, наш славный джентльмен! — крикнул кто-то.
— Точно, пусть посидит в долговой тюрьме, туда ему и дорога! — закричал кто-то другой.
У Сиринги возникло ощущение, будто перед ней свора бешеных псов, рычащих и лающих на ее отца. Опасаясь за него, она подошла к нему и взяла его руку:
— Пойдемте, отец, мы больше ничего не можем сделать.
— Верните нам деньги! Верните! — продолжала бесноваться толпа. — Должника в тюрьму! Посадите его в тюрьму! Позовите бейлифа!
В истеричных воплях толпы было что-то звериное, дикое. Сиринга еще крепче сжала руку отца. Сэр Хью неожиданно обнял дочь за плечи.
— Вот мое последнее имущество, джентльмены! — произнес он. — Все прочее вы уже забрали у меня. Возьмете последним лотом мою дочь?
Сиринга испуганно посмотрела на него.
До нее только сейчас дошло, что отец был чудовищно пьян. Он находился в самой ужасной, буйной стадии опьянения. Это было состояние, когда он совершенно не отдавал отчета в собственных действиях и не думал о последствиях.
— Отец! Отец! — взмолилась она.
Но сэр Хью не слышал ее. Он с бессмысленной улыбкой таращился на своих обвинителей.
— Ну что? Вам неловко?! — выкрикнул он. — Ну давайте, называйте вашу цену? Кто первый?
В зале повисла гробовая тишина.
— Неужели все вы настолько трусливы, что боитесь забрать у меня последнюю вещь? Вы ведь уже все у меня отняли. Ну давайте. Назначайте цену! Она же должна сколько-то стоить на открытых торгах! Молодая, непорочная девушка, будет доброй женой честному человеку!
Называйте вашу цену, свиньи!
В ответ не прозвучало ни слова. Затем откуда-то из задних рядов, оттуда, где толпились изумленные фермеры, перекрывая шум и ропот толпы, прозвучал чей-то негромкий голос.
— Десять тысяч фунтов!
Толпа ахнула. Аукционист машинально занял прежнее место.
— Вы сказали десять тысяч фунтов, сэр? — переспросил он. — Назначается цена в десять тысяч фунтов! Десять тысяч фунтов, кто больше?
В комнате все так же царила тишина.
— Продано!
Сиринга испуганно вскрикнула:
— Отец, ты не можешь!..
Сэр Хью высвободил руку и вытолкнул дочь перед собой на обозрение толпы кредиторов, после чего, пошатываясь, прошел через зал и, войдя в свой кабинет, громко захлопнул за собой дверь.
Сиринга хотела броситься за ним следом, но не смогла, так как толпа, ринувшаяся к аукционисту, едва не сбила ее с ног.
— Заплатите нам! Заплатите! — снова закричали все разом.
Аукционист визгливым, но достаточно властным голосом перекрыл эти вопли.
— Вам всем заплатят, джентльмены, всем, если дождетесь своей очереди.
Его слова успокоили толпу, и Сиринга наконец стряхнула с себя оцепенение.
Ей даже удалось выйти в вестибюль. В следующее мгновение грохнул пистолетный выстрел, и она поняла, что произошло.
Глава четвертая
Нана поставила перед Сирингой вареное яйцо.
Та вопрошающе посмотрела на старую няню:
— Откуда это?
— Миссис Гири ссудила мне полдесятка, — ответила кормилица.
— Вы хотите сказать, что она дала их в долг?! — воскликнула Сиринга. — Нет, Нана, мы не можем себе этого позволить.
Старая кормилица подбоченилась.
— А теперь послушайте меня, мисс Сиринга. Если вы думаете, что я буду безучастно смотреть на то, как вы морите себя голодом, то вы ошибаетесь! Мы и так последние две недели живем только на картофеле да горстке овощей с огорода. Я с этим больше мириться не намерена! — Нана ненадолго замолчала, а поскольку Сиринга ничего не ответила, то она продолжила свою тираду: — У нас даже щепотки чая не осталось.
