Филиппа Грегори - Вайдекр, или Темная страсть

Столпившиеся во дворе церкви люди молча наблюдали за этой сценой. А я с некоторых пор не любила сталкиваться с беднотой Экра.

— Очень хорошо. Приходите завтра к трем.

Мне не нужно было выслушивать его, чтобы понять, что он хочет. Я ожидала этой встречи с того самого дня, когда мы с Гарри продали зерно на корню.

— Это погубит меня, мисс Беатрис, — в отчаянии говорил мне на следующий день Билл Грин. — Если у людей в Экре не будет зерна, они не принесут его молоть на мельницу. Если вы отошлете зерно из графства, где я куплю его, чтобы продать муку пекарям?

Я кивнула. Расположившись за своим рабочим столом, я наблюдала в окно, как гуляют в саду дети в сопровождении Джона и Селии. Билл Грин сидел передо мной, и возле него стоял нетронутый стакан пива. Этот прежде гордый, зажиточный человек не находил себе места, он видел, как его планы и его деньги утекают меж его пальцев, как вода между мельничными колесами.

— Мисс Беатрис, если вы не хотите, чтобы мельница, которую построил ваш дед, стояла без дела, если вы хотите, чтобы жизнь в Экре продолжалась, вы должны продать хоть немного зерна здесь, — умолял он. — Если мы лишимся мельницы, нам грозит работный дом, ибо мы останемся голодными и бездомными.

Я опять кивнула, не отводя глаз от гуляющих в саду. Я не слышала их, хоть окно было открыто. Меня окружала стеклянная стена. Она давала мне возможность равнодушно наблюдать, как мой ребенок учится ходить, придерживаясь за руку Селии, она же позволяла мне сказать этому доброму человеку, нашему старому другу, что ему следует отправляться в работный дом и там умереть в нищете и страданиях.

— Мисс Беатрис, вы помните то лето, три года назад? — вдруг спросил Билл Грин. — Помните, как вы отдыхали у нас во дворе, пока мои готовили праздничный ужин? Как вы сидели на солнышке, наблюдая за мельничными колесами и голубями?

Против своей воли я улыбнулась и кивнула.

— О да, конечно помню. Что за лето тогда стояло! Какой урожай был в том году!

— Вы любили тогда землю, и все в Экре готовы были умереть за вашу улыбку, — сказал Билл Грин. — И в тот год, и за год до того вы были богиней Экра. А потом вас будто заколдовали, и все пошло вкривь и вкось.

И я снова кивнула, ибо бумаги у меня под рукой подтверждали, что все действительно идет вкривь и вкось. Разорение стоит у моего порога, так же как Каллер. Кредиторы представили свои счета на день раньше намеченного срока, они, как и я, знали, что Вайдекр обречен. Они чувствовали запах разорения, как лошади чувствуют приближение грозы. Как я чувствовала запах дыма.

— Сделайте что-нибудь! — умолял меня Билл. — Вернитесь к нам обратно, вернитесь к земле, мисс Беатрис, и все опять будет хорошо.

Я равнодушно смотрела на него, а моя душа ныла, мечтая об этом возвращении.

— Слишком поздно, — сухо отозвалась я. — Зерно продано. Деньги я получила. И я больше ничего не могу поделать. Сейчас все так ведут свои дела, мистер Грин. И если вы не столкнетесь с разорением, с ним придется столкнуться мне. Я не выбирала этот мир, но я должна приспособиться к нему.

— Мисс Беатрис! — Он покачал головой, как непобежденный боец. — Вы не можете так говорить. Это не ваш голос. Вы всегда стояли за дедовские традиции, когда хозяин и работник работали рука об руку, и нам платили по справедливости, давали день отдыха и немного земли и позволяли человеку иметь гордость.

— Да, что было, то было, — согласилась я. — Но мир меняется, и я должна меняться вместе с ним.

— Ох уж эти богатые! — с горечью воскликнул он. — Никогда не скажут: «Да, я хочу много денег, чего бы это ни стоило бедным». Но всегда говорят: «Мир меняется». Это вы меняете мир, мисс Беатрис! Все вы: помещики, сквайры, господа. Сам по себе он не может измениться.

Я опять кивнула, так как возразить было нечего. Он прав.

— Что ж, Билл Грин, — холодно сказала я. — Я выбрала такой путь. И даже если это будет стоить вашей мельницы или каждой жизни в Экре, все равно назад не повернуть.

— Так оно и будет, — пробормотал Билл, будто не понимая. Он нащупал свою шляпу и надел ее. Стакан пива так и стоял на столе. — Всего доброго, мисс Беатрис, — попрощался он, будто во сне.

— Всего доброго, мистер Грин, — ответила я.

Он выходил из моей конторы, как человек, наполовину мертвый: беззвучно, безгласно, ничего не видя вокруг.

Джон и Селия приблизились к моему окну. Селия чуть задержалась приглядеть, чтобы няня не позволила Джулии упасть, а Джон подошел ко мне и спросил:

— Что хотел мельник Грин? — будто это было его дело.

— Мы говорили о праздничном обеде, — кротко ответила я.

— Он проделал такой путь сюда в воскресенье, чтобы поговорить об обеде, который его жена готовит уже несколько лет? — Его голос звучал скептически.

— И тем не менее. Я сказала, что приготовлениями займется Селия. Ты ведь так хорошо узнала деревню за последние дни, правда, Селия? Это будет примерно через три недели. Позаботься, чтобы еды хватило на восемьдесят — сто человек. — Селия казалась изумленной, и я не удержалась от злого смешка. — А теперь извините, мне надо работать.

Закрывая окно, я встретилась с глазами Джона. Но он стоял далеко, далеко отсюда.

Я была права, когда предсказывала хороший урожай. Но я ошибалась, когда думала, что его соберут через три недели. Даже при таком горячем солнце, делавшем всякую работу днем пыткой, даже с дополнительной бригадой жнецов из Чичестера, мы управились только ко второй половине августа.

В моем сердце звучала музыка. Урожай был потрясающий. Мы начали с общественной земли, и жнецы выстроились в один огромный полукруг, охвативший три пологих склона. Волна за волной золотые, тяжелые, сухие колосья падали к их ногам. В первые дни по утрам чей-то молодой голос начинал песню. В ней чувствовался запах зерна, слышался треск колосьев, ощущался ритм движения.

— Я люблю слушать, как они поют, — сказал Гарри, подъехав ко мне, после того как проверил уборку в долине. Этот же урожай, который должен был спасти Вайдекр, я не могла доверить никому.

— Да, — улыбнулась я. — Так они лучше чувствуют ритм и работа идет быстрее.

— Я бы с удовольствием сам взялся за серп, — предложил Гарри. — Я уже столько лет не жал.

— Не сегодня, — урезонила я его. — И не на этом поле.

— Как скажешь, — согласился Гарри, как всегда послушный. — Нам ждать тебя к обеду?

— Не надо, — ответила я. — Вели подать мне что-нибудь в контору. Я останусь здесь, чтобы они не задерживались после обеда.

Гарри кивнул и уехал. Когда он поравнялся с линией жнецов и прокричал им: «Доброго дня! Хорошего урожая!» — они выпрямили спины, отерли серпы, но ни слова не проронили в ответ. Впрочем, он не заметил этого.