Вера Копейко - Золотой песок для любимого

Видения цеплялись одно за другое – и уже казалось, что этот мраморный умывальник и бронзовые, не начищенные, а надраенные до солнечного блеска краны не в московском доме. Он вместе с дубовыми бортами покачивается на игривых волнах теплого моря. Ах…

Дядюшка жил в Москве с таким же комфортом, как и за границей. Правда, здесь он не держал ни камердинера, ни мальчика. Зачем они ему? Если бы он осел здесь, то тогда… Правда, на эту зиму он задержался на Остоженке почти на всю. Обстоятельства, точнее, личные дела, вынудили.

Шурочка всякий раз с пристрастием оглядывала дом и видела, что дядюшка не просто так прогуливался по Лувру, по Дрезденской галерее, а также по другим сокровищницам мира. Дом он отделал по-европейски. Ковры, гобелены отменного качества и вкуса. Но особенно ей нравилась гармония, с которой устроен его кабинет. В нем есть все, что имеет отношение к его пристрастиям, – бронзовая головка сеттера, чучело совы, бивень кабана. А также мебель в технике маркетри, коробки с визитными карточками на полке. Каждая вещь дышала удовольствием от жизни.

Даже вот этот пуфик, обтянутый зеленоватой кожей, на который она так любит усаживаться с разбегу. Он сейчас пфыкнул, но не злобно. Он рад служить этому дому еще много лет. Его дядя привез из поездки по Индии, которую полюбил не меньше англичанина.

– Так что же, дядюшка? – подала она голос. Понятно, чтобы отвлечься от опасного дела, он позвал ее к себе.

За разговорами бритье наверняка проходит не так утомительно.

Если что и примиряло Шурочку с тем, что природа захотела видеть мужчиной брата Платошу, то именно эта процедура. Все остальное в мужской жизни, считала она до недавнего времени, ей подходило. Правда, некоторое время назад Шурочка по-иному взглянула на свою принадлежность к женской породе, как дядя говорил в шутку. Если бы она родилась мужчиной, то Алеше Старцеву пришлось бы родиться женщиной. Поэтому она больше не отягощала себя размышлениями на эту тему. Как вышло, так и будет. Другое дело – правильно распорядиться тем, что получила.

К тому же дядюшка утверждал, что нынче быть женщиной – это не значит ограничить себя тремя умениями: говорить на чужом языке, играть на рояле и танцевать.

– Не-ет, дорогая, – он крутил головой, продолжая начатый вчера разговор, держа на отлете руку с опасной бритвой, – ты пришла в этот мир познать его во всем многообразии.

Всякий раз по приезде в Москву он устраивал ей экзамен. Дядя был строг в математике, искусен в вопросах по физике. Он настаивал, чтобы Шурочка проявила особенный интерес к биологии и медицине. Ее не надо было подталкивать – она была само любопытство. На этот раз оно простиралось дальше, гораздо дальше, чем полагал он.

– Я жду, – промычал он.

Шурочка заправила длинную рубаху мужского кроя в клетчатые брюки, в которых ходила дома на английский манер, улыбнулась. Мычит – значит, слишком пышная пена взбилась на лице, он боится проглотить облачко. Оно по вкусу вряд ли похоже на сладкую вату. Если пена мыльная, то, значит, в ней то же, что и в мыле, а оно составлено из жира, трав и… В общем, на вкус она точно не английский вишневый джем, который ей нравится больше всего.

Шурочка повернулась на пуфике, движение вышло резким, дядя охнул.

– Какая ты поры-ы-вистая, Алекса-а-ндра, – простонал он.

Шурочка подняла глаза и увидела, как белоснежная пузырящаяся пена под нижней губой розовеет.

– Ох, сэр Майкл, да вы порезались. – Она поморщилась.

– Квасцы! – скомандовал он, как хирург на поле боя.

Шурочка метнулась к шкафу, она знала, где дядя держит аптечку. Вернулась и хотела прижечь ранку. Но он перехватил ее руку.

– Нет уж, я сам.

– Но позвольте, я осторожно… – В ее голосе он услышал виноватую мольбу.

– Ну хорошо… – Он потянулся к ней.

– Ах, – она втянула воздух, – как нежно пахнет ваше мыло, – похвалила Шурочка.

– Нравится? Мне тоже. У нас совпадают вкусы, – заметил он.

Во всем ли, хотела спросить Шурочка. Ей казалось, что нет. Но она проглотила свой вопрос, не желая разрушать настроение дяди. Кажется, он к чему-то готовился.

– Гм, – услышала она из-под сомкнутых губ. Она ждала. Бритва сделала по щеке длинный проход, как дворник снеговой лопатой по свежему снегу. Потом еще проход. Наконец он повернул к ней лицо. – Сегодня наконец я не стану откладывать разговор. Я хочу серьезно обсудить с тобой кое-что…

– Я готова, сэр Майкл. – Шурочка выпрямила спину и подняла голову. – Говорите.

Дядя молча промокал лицо полотенцем, казалось, оно все спряталось под мягкой махровой тканью. Но Шурочка видела – он наблюдает за ней одним глазом.

Наконец он бросил полотенце на спинку стула. Однако, отметила Шурочка, если он, аккуратный до педантизма, ведет себя так, то, видимо, что-то сильно его волнует.

– Александра, – заявил он, – я знаю о вашей с Алешей детской клятве. Я с уважением и, может быть, некоторой завистью отношусь к твоей дружбе с ним. К детской дружбе и детской клятве. Но ты взрослая девушка. – Он вздохнул. – То, чего ты ждешь, не случится. Алеша не найдет золото, а значит, его ждет монастырь. Какой – ему укажет отец. Тебя ожидает другая партия, дорогая.

Если бы дядюшка предложил ей сейчас прыгнуть в ледяную прорубь на Москве-реке, она бы удивилась меньше. Но то, что он сказал ей, и тон, каким он это сказал, потрясли ее.

Да это невозможно, то, что он говорит! Партия! Какая еще партия?

Она побледнела, потом покраснела. Слова, которые рвались с языка, должны были убедить его. Или нет, скорее больно уколоть. Она готовилась крикнуть ему, что не собирается следовать его примеру. Она знает о его намерении жениться на старухе. Потому что она богата, как никто.

Но, взглянув на дядю, лицо которого казалось ей еще более несчастным, чем ее собственная душа, она продолжала молчать. Самообладание – вот чему она усердно и упорно училась в последние годы, его-то Шурочка и призвала на помощь.

– Вы считаете, он… достойный вариант? – тихо спросила она.

Дядюшкино лицо просияло. Похоже, он ожидал бури, примерно такой, которая пронеслась внутри Шурочки. Но она в ней зародилась и там пронеслась. Она не вырвалась наружу.

– Сказать честно, я недостаточно знаю его. Но доверяю его сестре.

– Понимаю, – кивнула Шурочка. – Ей вы готовы доверить… даже себя? – Она распахнула глаза. Сейчас они были бледно-серые, оттенка талой воды. В таких глазах можно утонуть по пояс, однажды сказал дядюшка. А она запомнила. Она смотрела на него не отрываясь, словно собиралась утопить его с головой.

Так вот почему он такой… немного неловкий с ней в этот приезд. Значит, ее дядюшка, который считался принципиальным холостяком, все же решился переменить свою жизнь. А заодно и ее тоже?