Нэнси Като - Все реки текут
– В известном смысле? – Его веки дрогнули; она знала это свойство его темных глаз: они почти мгновенно отражали его настроение: юмор, скептицизм или озабоченность.
– Он похоронен в австралийской земле, но при жизни никогда не ступал на нее. Наш корабль разбился ночью накануне прибытия в Мельбурн. Вся моя семья утонула. – Прошло уже столько лет, но, когда Дели заговорила об этом, ее голос задрожал.
– Бедняжка! Но у вас, наверное, есть родственники в Англии?
– Дальние. Мой отец был единственным ребенком в семье, сестра моей матери умерла год назад в Эчуке, мой дядя – совсем недавно. Я была…
Приступ кашля прервал ее речь. Рибурн похлопал ее по руке и быстро встал.
– Больше не разговаривайте. Я отведу вас домой, то есть на пароход.
– Пароход и есть мой дом.
– Да, конечно. Но мне в это как-то не верится. Мне кажется, такая жизнь не для вас: вы так нежны, деликатны… Знаете, о чем я подумал вчера днем? Я подумал, как хорошо вы смотрелись бы в моей студии. У вас типичная внешность англичанки.
Рибурн пошел проводить Дели до пристани. Когда они вышли на широкую дорогу, ведущую к озеру, он взял ее под руку.
Уже подходя к пристани, Дели вдруг остановилась.
– Но я не видела ни одной вашей картины! – в удивлении воскликнула она. – Где вы работаете?
– А… На самом верху, надстройка над кладовой. Там много света.
– Эта маленькая славная круглая комнатка на крыше?
– Да, она же и обсерватория, и наблюдательный пункт. Там у меня телескоп, и я могу издали следить за приближением пароходов; оттуда хорошо видна и другая сторона озера. А иногда ночью я смотрю на звезды и планеты. Когда вы поправитесь, я вам все покажу…
«Ее лучше поместить в другую комнату. Побольше. Здесь нечем дышать». – В полузабытьи Дели услышала голос доктора. Он говорил отрывисто, словно чем-то был раздражен. Это был уже третий его визит за два дня: по-видимому, они решили, что она совсем плоха.
Дели только что очнулась от ночного кошмара, который с самого детства приходил к ней всякий раз, когда у нее была высокая температура. Ей казалось, будто она глотает бесконечную волнообразную сосиску с едва уловимым, но отвратительным запахом и таким же вкусом. Чем быстрее она ест, тем больше ее становится, и она должна глотать и глотать, иначе эта сосиска заполнит всю комнату и она задохнется в ее тошнотворных изгибах. У нее во рту все еще стоял этот вкус – вкус болезни.
– Можно? – Рибурн вошел в каюту и присоединился к Гордону и доктору, стоявшим у койки, так что маленькая комнатка оказалась битком набита людьми. – Я бы предложил, доктор, перенести ее к себе в дом. Мои тетки смогут обеспечить ей необходимый уход; и свежего воздуха там в избытке. На борту судна нет ни одной женщины, кроме самой миссис Эдвардс. Ее муж прикован к постели, здесь только кок и матрос, не считая ее сына…
– Двух сыновей, – пробормотала Дели, – и Чарли Макбина.
– Два школьника и пьяный старик. Я думаю, доктор…
– Согласен. Здесь не место для больной женщины. С озера поднимается сырой воздух. Нет вентиляции. Лучше перенести ее отсюда. Хорошенько укутайте ее – и на носилки. Фррр! – Этот последний трубный звук, исходивший из большого мясистого носа, потонул в огромном платке.
Рибурн дождался, когда доктор уберет платок в карман, и обратился к нему.
– Мне кажется, не стоит откладывать. Может быть, вы сразу же и переговорите с мистером Эдвардсом?
– Хорошо. А что касается вас, молодая леди, – Дели почувствовала легкое удовольствие, услышав такое обращение, хотя она и понимала его относительность: доктору, по-видимому, было далеко за шестьдесят, – в будущем вы должны быть очень осторожны. Никакой сухомятки. Никаких двадцатичетырехчасовых вахт. Теплая одежда. Горячая калорийная пища. Крепкий портер. Но сначала мы должны доставить вас на берег и вылечить. Фррр! – Доктор уткнулся в платок.
– Да, доктор, – покорно согласилась Дели. Она было забеспокоилась, как Брентон и мальчики обойдутся без нее, но ведь справлялись же они, когда она и Мэг уезжали в город. К тому же у нее не было сил спорить с доктором. Все ее тело горело в огне, и сильно болела грудь.
– Я оставлю рецепт. Отхаркивающая микстура, аспирин, грелка, грудной эликсир… Мисс Дженет отличная сиделка. Утром я загляну. До свидания, миссис… Фррр!
Доктор взял свою сумку и направился к Брентону. Рибурн ободряюще ей улыбнулся и ушел, чтобы предупредить своих тетушек и приготовить для нее комнату. Он знал: тетушка Дженет придет в восторг, узнав, что сможет показать свое искусство сиделки. А что касается тетушка Алисии… он знает, как с ней обращаться.
14
– Передай мне большой дуршлаг, Мэг, – сказала миссис Мелвилл, быстро сдвигая с плиты кастрюльку с цветной капустой. – Ты приготовишь пюре, дорогая?
Она подняла крышку и склонилась над кастрюлей, пар окутал ее румяное лицо с резко высеченными чертами.
Ну что за девочка, подумала она и вслух спросила:
– Это один из тех кочанов, что ты вырастила, да? Тебе бы быть дочерью фермера, Мэг. Это настоящее чудо.
Она сбросила «настоящее чудо» в дуршлаг, и оно лежало там – округлое, кремовато-белое и плотное, словно кучевое облако. Белый соус с большим количеством масла, посыпанный мелко нарезанной петрушкой, был уже готов и стоял на краю теплой плиты.
Мэг любила вечернюю трапезу. За окном уже сгущались сумерки; свет лампы казался желтоватым. Большая светлая кухня наполнена ароматом еды, приготовленной с таким совершенством, когда уже один запах вызывает наслаждение. Сегодня Мэг приготовила паровой пудинг и надеялась услышать слово похвалы от Гарри. Миссис Мелвилл постелила скатерть и вытащила из плиты подогретые тарелки.
– Можно звать мужчин, Мэг.
Она пошла окольным путем – через свою комнату, где взбила щеткой черные шелковистые волосы.
– Когда я выйду замуж, – сказала Мэг своему отражению, – я приготовлю обед, поставлю его в печь, потом пойду приведу себя в порядок, и уже тогда позову Гар… Я хочу сказать, моего мужа.
Ее чтение на ферме состояло в основном из женских журналов, которые миссис Мелвилл выписывала ради рецептов и модных выкроек, но Мэг прочитывала их от корки до корки: советы молодым женам, романтические сериалы, всякие истории, которые начинались со случайной встречи, а заканчивались свадебными колоколами. Из них девочка черпала все знания об окружающем мире и отношении полов, оставляя без внимания житейский опыт матери. «Мое замужество – думала тринадцатилетняя Мэг, – будет не таким».
Ее муж будет приносить ей цветы ко всем праздникам; она будет встречать его каждый день с красной лентой в волосах; и каждый вечер в подходящий момент они будут уединяться, чтобы предаться особым, мистическим восторгам в постели. Она была деревенским ребенком и давно наблюдала странные игры животных в различные времена года; на все это накладывалось ее богатое воображение: она в прозрачном шифоне, среди белых как снег, простыней, взывающая снова и снова о бесконечном, никогда не насыщающем ее блаженстве.
