Кэтлин Вудивисс - Зимняя роза
— Фэррелл ничего мне не сказал о ней.
Эриенн вспомнила о нежелании брата довериться отцу и не стала рассказывать дальше.
— Фэррелл, вероятно, сам все объяснит вам. Я больше ничего не скажу.
После непродолжительного молчания мэр заговорил вновь:
— Ты, кажется, вполне довольна собою, девочка. Тебе, видно, нравится жить здесь с его светлостью.
— Я довольна, отец. Возможно, даже более, чем вы способны понять.
— О, я очень даже понимаю.
Он опустил подбородок в воротник и самодовольно улыбнулся.
Эриенн внимательно смотрела на отца, гадая, что же его так радует.
— Вы хотели обсудить что-то еще?
Эйвери некоторое время осматривал свои короткие, тупые пальцы.
— Мне кажется, что ты была не очень-то щедра со своими родственниками с тех пор, как получила титул и все прочее.
— Мне не приходилось слышать жалоб от Фэррелла, — возразила Эриенн.
— Бедняга ослеплен скупыми проявлениями твоей доброты, но что ты сделала для него на самом деле? Разве ты проявила хоть какое-то милосердие или сочувствие к его немощи? Уедет ли он отсюда хоть насколько-нибудь богаче? Нет, ему приходится тяжело трудиться за гроши.
— На мой взгляд, характер Фэррелла стал намного лучше после того, как он перестал замыкаться в жалости к себе и стал хоть что-то для себя делать, — с убеждением и несколько гневно проговорила Эриенн. — Милосердием и сочувствием, если довести их до абсурда, можно испортить хорошего человека. Уважение человека к самому себе вырабатывается тогда, когда он видит, какой обильный урожай приносит ему собственный труд. Да, мы должны быть милосердны и добры к менее удачливым, но, помогая им трудиться, мы проявляем бесконечно большее милосердие, чем когда позволяем им опускать руки от жалости к своей доле. Для самоутверждения человека бесценна хорошая, честная работа. К тому же, — не утерпев, добавила Эриенн, — у него остается меньше времени на бесцельное сидение за картами.
Эйвери сверкнул на нее глазами:
— Значит, ты так и не простила меня за то, что я продал тебя с аукциона?
— Мне отвратительна эта продажа, — призналась Эриенн. Оправляя юбки, она слегка улыбнулась: — Но ничего плохого, кроме хорошего, из этого не вышло. Я люблю человека, за которого вышла замуж, и я ношу ребенка…
— Его ли ребенка? — резко спросил Эйвери. — Или же ребенка от того мерзавца, который был у тебя в комнате вчера вечером?
Эриенн удивленно подняла глаза, и сердце у нее в ужасе сжалось.
— О чем вы?
— Я приходил поговорить с тобой, а ты была в комнате с этим дьяволом Ситоном, прямо под носом у мужа. И я слышал, как вы смеялись насчет ребенка. Ты брюхата ублюдком от Ситона, а не от мужа.
Щеки Эриенн запылали. Ей очень хотелось возразить отцу, высказав всю правду, но она понимала, какие будут последствия. Пусть уж лучше отец думает, что она изменяет, чем ставить под угрозу жизнь любимого человека.
— Видишь, тебе нечего возразить! — терзал ее гордость Эйвери, отчасти забавляясь, отчасти злорадствуя. — Ты волочилась за Ситоном и подзалетела с ребеночком. И естественно, ты не собираешься говорить лорду Сэкстону, что семя, которое дало росток, принадлежит не ему.
Эриенн страдала от этого глумления, молча сжав губы, однако внутри ее все кипело.
— Думаю, что я тоже буду держать язык за зубами, — сузились глаза у Эйвери. — Мне было бы легче сделать это, если бы я знал, что ты заботишься обо мне больше, чем сейчас, если бы ты время от времени присылала мне к столу баранью ножку или жирного гуся. Вообще, мне приходится самому готовить себе пищу, стирать одежду и убираться в доме. Учитывая, сколько у тебя здесь слуг, не думаю, что тебе будет тяжело отрядить кого-нибудь для ухода за мною. Но опять же тем, кого ты пришлешь, надо платить деньги, а у меня свободных денег мало. Ну, и мне бы неплохо было иметь новое пальто, пару туфель да чтоб в кошельке звенело несколько шиллингов. Видишь, я много не прошу, самую малость на спокойную жизнь.
Эриенн медленно поднялась с кресла, выведенная из себя его наглостью. Ей было тошно, что отец пытается выторговать награду за свое молчание. Как всегда, его волновала лишь собственная выгода в деле.
— Как вы смеете вытягивать из меня деньги! Всю жизнь я выслушивала ваши жалобы на бедность, но дальше я терпеть это не намерена. Я видела, как вы за грош готовы использовать окружающих. Вы использовали мою мать, моего брата, меня. Вы пытались использовать Кристофера, но с ним это не прошло, и тогда вы натравили Фэррелла стреляться из-за своей презренной чести, иначе ее и не назовешь.
— У тебя жестокое сердце, — зло бросил ей обвинение Эйвери. Он выскочил из кресла и стал раздраженно бегать перед Эриенн. — Ты корчишь из себя высокомерную и гордую даму, а принимаешь в постели преступника и не можешь ссудить отцу даже несколько монет, чтобы облегчить его участь. — Он остановился и, ударив кулаком по столу, потребовал: — К черту, девчонка! Что ты будешь делать, если я сообщу лорду Сэкстону о том, что ты наставляешь ему рога с этим подонком Ситоном?
Эйвери поднял взгляд на Эриенн и хотел продолжить, однако скрежет жесткой подошвы по полу заставил его обернуться. Через комнату со стороны башни к ним двигался лорд Сэкстон, волоча по камням свою немощную ногу. Встав рядом с женою, он посмотрел на мэра.
— Я слышал, здесь упоминалось мое имя? — наполнил его тихий скрипучий голос внезапно наступившую в комнате тишину. — Вы что-то хотели мне сообщить, мэр?
Эйвери нервно взглянул на Эриенн и был поражен ее безмятежным видом. Создавалось впечатление, что она провоцирует его на разговор. Эйвери не смог заставить себя заговорить, хотя лорд Сэкстон терпеливо дожидался его ответа. Его светлость был тем человеком, которого Эйвери боялся раздражать. Он понимал, что лорд без ума от девчонки и не обрадуется, если ему сообщат об ее измене, более того, он может прогневаться на человека, который принес эту весть.
— Моя девочка и я обсуждали один вопрос, милорд. — Эйвери трусливо откашлялся. — Это не имеет отношения к вам.
— Все, что имеет отношение к моей жене, имеет отношение и ко мне, мэр, — почти любезно заверил его лорд Сэкстон. — Боюсь, что из-за любви к ней я склонен применять несколько излишне суровые меры по ее защите. Надеюсь, вы понимаете меня?
Эйвери кивнул, не смея сказать против Эриенн ни слова, потому что этот человек, без сомнения, сумеет постоять за свою супругу.
Глава двадцать вторая
Сожаление иногда причиняет беспокойство, особенно если предпринятые или отложенные меры могут иметь довольно серьезные последствия для тех, кто это сожаление испытывает. Эриенн не доверяла отцу, и если бы он выложил драгоценные сведения шерифу или еще кому-нибудь, то это могло обернуться бедой для любимого ею человека. Она начала опасаться, что слишком поторопилась со своим отказом. Известно, что пасть собаке лучше всего заткнуть куском мяса.
