Жаклин Монсиньи - Флорис-любовь моя
— Итак, мадам, мы не исполняем больше приказов царя? — осведомился он.
— Для меня вы никакой не царь! Вы обманули меня, и я не желаю вас видеть!
— Какая ты красивая, когда бесишься! Я жажду тебя.
— Возвращайтесь к своей маркизе! Вам, кажется, было очень хорошо вместе?
Петр рассмеялся. Он любил, когда ему перечили.
— Ты ревнуешь! — сказал он. — Мне это нравится.
Максимильена сделала попытку вырваться, но Петр, крепко прижимая ее к себе, впился губами ей в рот.
— Нет, нет, я ненавижу вас.
— Люблю тебя, хочу тебя, — шептал Петр между поцелуями, — я сгораю от желания!
И он прикусил Максимильене губу. Молодая женщина, откинувшись назад, кричала:
— Отпустите, вы не возьмете меня силой!
Вместо ответа Петр бросил женщину на кровать. Максимильена старалась отбиться ногами, но Петр совершенно потерял голову, увидев открывшиеся ему прелести.
— Возьму и силой, если захочу! — воскликнул он, изнемогая от жажды обладания. — Петр впервые имел дело с женщиной, которая посмела сопротивляться. Он бросился на Максимильену, срывая с нее платье и раздирая корсаж, ногами же пытался раздвинуть колени графини. Максимильена, полузадохнувшись в объятиях великана, чувствовала, как в ней рождается непреодолимая страсть при соприкосновении с мускулистым телом Петра. Она тяжело дышала, вскрикивала, но уже не от возмущения, и, не в силах больше сдерживаться, стала раздевать царя. А тот, заметив, как изменилось поведение Максимильены, понял, что она отчасти ломала комедию и что желает близости не меньше, чем он. Это не рассердило Петра, а, напротив, позабавило, ибо ни с одной женщиной он еще не испытывал подобного счастья. Они любили друг друга с упоением, изнемогая от наслаждения, соединяясь в одно целое и забыв обо всем на свете. Петр ласкал ее так, как никого не ласкал, и Максимильена проявляла не меньшую страстность. Замирая порой в сладостном бессилии, они снова с прежним пылом отдавались своей любви. Постель их была в полном беспорядке, и Максимильена с неведомым ей раньше бесстыдством устремлялась в объятия Петра. Кроме их безумной страсти, в мире не осталось ничего. А за окнами бушевала буря, и придворные, укрывшиеся в замке, не смели искать царя. Все живое забилось в свои норы. Люди испуганно перешептывались, что наступил конец света и что Париж с Версалем, подобно Содому и Гоморре, будут уничтожены небесным огнем. Льющиеся с неба потоки освещались всполохами чудовищных молний, град величиной с кулак бил по крышам домов, от порывов ветра содрогались стекла и ставни. Сена сорвала с якоря корабли и понесла в море, несмотря на отчаянные усилия матросов, пытавшихся укротить ярость волн.
Именно в эту грозовую ночь в заброшенной спальне короля-Солнце был зачат Флорис.
7
Через два дня Петр и Максимильена выехали из Парижа. Максимильена покидала родину без всякого сожаления. Устремляясь вместе с любимым навстречу ледяным туманам севера, она прижималась к его плечу с покорной доверчивостью. Перед отъездом Максимильена успела передать все дела в ведение Шабу, своему старому управляющему, который испуганно повторял:
— Ах, госпожа графиня, это совершенное безумие!
— Да, да, мой Шабу, — отвечала Максимильена со смехом, — но вы позаботьтесь о замке, об имении и о дворце.
Сундуки уже уложили в большой фургон, когда к Максимильене подошел, теребя в руках берет, старый Грегуар.
— Что такое? — спросила Максимильена, складывая в саквояж игрушки Адриана.
— Госпожа графиня, Элизу вы берете, чтобы было кому приглядеть за господином Адрианом, а за вами кто приглядит?
— Мой добрый Грегуар, — прошептала растроганная Максимильена.
— Мы обговорили это с Блезуа и Мартиной. Не можем мы вас отпустить одну. Вот, пришел просить вас, чтобы вы нас взяли с собой.
И преданные слуги заняли места в просторной берлине, которая двигалась за каретой царя и Максимильены.
Когда они останавливались на постоялых дворах, их принимали за богатых чужестранцев — Петр оставил только нескольких бояр из своего эскорта. Остальных в подчинении Ромодановского он отправил в Спа, где ожидала императрица, — это означало завершение официального визита во Францию.
Договор с Францией так и не был подписан; Максимильена обвиняла в этом себя и говорила Петру:
— Я сделаю все, чтобы наши страны сблизились.
Русский царь отвечал, смеясь:
— Франция недовольна, потому что я увез самое ценное ее сокровище.
В октябре, после трех месяцев пути, Петр с Максимильеной прибыли в Москву. В России это начало зимы, и Максимильена с восхищением смотрела на тысячи разноцветных куполов, блиставших среди заснеженных улиц.
— Как красиво!
— Душа моя, я не люблю Москву. Вскоре мы отправимся в Санкт-Петербург, мой Версаль. Я обожаю этот город, который построил на месте болот. Я повелел боярам строить там дома и дворцы. Вот увидишь, тебе понравится Санкт-Петербург, но пока нам придется провести несколько дней в Москве.
Петр поселил Максимильену в той части города, которая называлась Слобода. За ней начиналось село Преображенское. Царь выбрал для Максимильены большой дом из розового кирпича, который сразу понравился молодой женщине. Именно здесь она уверилась, что ждет ребенка. Петр, узнав об этом, обнял ее, затем опустился перед ней на колени и положил голову ей на живот.
— Любовь моя, ты родишь мне сына.
— Но, Пьер, — с улыбкой произнесла Максимильена, — вдруг будет девочка?
— Нет, нет, это будет сын, я так хочу! Он вырастет похожим на меня, ведь в жилах его кровь Романовых.
— Надеюсь все же, что он не будет таким же жестоким, как твой предок Иван Грозный, Пьер.
— Царь Иван не был моим предком, любовь моя, он просто женился на девушке из рода Романовых, — снисходительно ответил Пьер.
Младенец, казалось, с одобрением воспринял эти слова — он начал вдруг ворочаться с необычайной силой в животе Максимильены, и царь с умилением вслушивался в удары, наносимые крошечной ножкой.
Однажды, когда Максимильена была на пятом месяце беременности, Петр зашел к ней с весьма озабоченным видом.
— Любовь моя, — сказал он, — я не хотел тебя тревожить и не стал объяснять, почему мне нужно было остаться в Москве. Я ожидал новостей от князя Черковского, посланного в Кеву во главе шести тысяч солдат. Только что я получил известие, что персы всех их перерезали. Это война. Я выступаю вместе со своей армией.
Тогда Максимильена решилась на поступок, почти безумный в ее положении.
— Я еду с тобой, — сказала она.
Петр был потрясен:
— Но, Максимильена, ты плохо это себе представляешь. Нам придется пересечь всю Россию, это не прогулка!