Барбара Картленд - Спасенные любовью

— Как вы думаете, я скоро смогу встать на ноги?

— Боюсь, что нет, — быстро ответила Лючия. — Рана на вашем бедре еще не зажила, да и на голове, честно говоря, пока еще оставляет желать лучшего.

— А сколько времени я уже здесь нахожусь?

— Три недели.

— Три недели? Но это невозможно!

— Почему невозможно? Вы же… Вы же были при смерти.

Де Оланета, нахмурившись, взглянул на Лючию.

— Так что ничего не поделаешь, — продолжала она. — Вам придется находиться тут еще не один день. О том, что вы здесь, не знает никто, кроме меня и Педро, нашего садовника. Он-то и присматривает за вами в мое отсутствие.

— А больше никто?

— Еще Жозефина, сестра Педро — служанка.

Казалось, дон Карлос успокоился на этот счет.

— Я хочу пить, — попросил он через секунду.

Лючия подала ему фруктовый сок, который называли в этих местах маранджиллой, — его прекрасно умела готовить Жозефина. Напиток имел своеобразный вкус, напоминающий и лимон, и персик одновременно, и хорошо утолял жажду. Она просунула руку под голову больного и осторожно приподняла ее.

Теперь это действие вызвало у нее некоторое смущение: раньше Лючия заботилась о больном, не обдумывая своих движений, потому что так было надо, потому что раненый был беспомощный, испытывал боль и страдания, и, безусловно, за ним нужен был уход.

Теперь, прийдя в сознание, больной превратился в мужчину. В мужчину, чей портрет странным образом давно завладел ее чувствами и заставлял сильнее биться ее сердце.

Дон Карлос закончил пить и блаженно закрыл глаза.

— Благодарю вас, — прошептал он, когда Лючия так же осторожно опустила его голову обратно на подушку.

Дон Карлос какое-то время лежал не шевелясь, и Лючия поняла, что он снова заснул. Она поставила на место кружку и аккуратно поправила голову де Оланеты. Тут она увидела, что Педро уже не спит.

— Когда сеньор проснется, обязательно накорми его супом, — прошептала ему Лючия. Она знала, что Жозефина каждый вечер подогревает суп в небольшом горшочке, чтобы Педро мог накормить дона Карлоса даже ночью, если понадобится.

Индеец согласно кивнул, Лючия, поднялась с колен и, еще раз взглянув на спящего дона Карлоса, вышла в ночную тьму.

На следующий день к ним в дом пришли несколько молодых леди выпить по чашечке кофе и поболтать с Кэтрин, которая вернулась лишь под утро, но, поскольку та еще не проснулась, они сидели во дворе, не зная, что делать дальше.

Конечно, разговор они вели о Боливаре и Мануэлле Саенз. Наутро уже весь город сплетничал о том, что на празднике они не отходили друг от друга ни на минуту и что наверняка остаток ночи Мануэлла провела в объятиях генерала.

Во время ужина они сидели рядом, затем вернулись в бальный зал, долго танцевали и одновременно покинули дом Ларреа. Скрыть это в таком городе, как Кито, было невозможно, здесь каждый все знал про всех, тем более и генерал, и Саенз были теми фигурами, которые находились на виду. Лючия не сомневалась, что, как только Боливар и Мануэлла вместе появились в президентском дворце, все слуги, от горничной до последнего поваренка, тут же бросились обсуждать эту новость на всех перекрестках.

Гостьи Кэтрин, сидя во дворе, дружно поносили Саенз, явно завидуя ей.

— Она всегда была бесстыжей девкой! Помните, как в семнадцать лет она сбежала с этим ловеласом?

— Подумать только, даже монастырь не смог ее исправить!

— Говорят, что даже после того, как она вышла замуж, ее продолжал навещать прежний любовник. Он специально перебрался в Лиму, чтобы быть поближе, и приходил к ней, когда Торн находился в разъездах.

— Да и ее мать была не лучше!

— И куда только смотрит ее муж! Итак, похоже, Саенз легко, без каких-либо усилий завоевала героя-освободителя, человека, который был кумиром для многих тысяч горожан, и они, будучи обыкновенными обывателями, считали ее недостойной генерала.

Наконец во двор спустилась Кэтрин, которая сразу ухватила суть их разговора.

— Это просто возмутительно! — с ходу вступила она в пересуды о Мануэлле. — Эта женщина просто захватила его своими цепкими руками. Боливар хотел танцевать только со мной — он сам мне об этом говорил, а эта бесстыдница, выставив напоказ свои прелести, не отступала от него ни на шаг. Боливар — воспитанный человек, не мог же он просто отвернуться от женщины, которая ему что-то говорит.

Лючия засомневалась, что все было именно так, как рассказывает ее сестра; она слишком хорошо помнила восхищенные взгляды, которые генерал бросал на Саенз. Тогда было очевидно, что их души сразу потянулись друг к другу.

Тем не менее гостьи, едва выслушав монолог Кэтрин, тут же подхватили следом:

— Да, да! Какова мамаша, такова и дочка! Она совсем потеряла стыд и совесть!

Пока шло дальнейшее обсуждение непристойного поведения Мануэллы, Лючия обратила внимание на Жозефину, которая шла со стороны павильона.

— Как он? — спросила она вполголоса, когда служанка подошла ближе.

— Лучше, сеньорита, намного лучше. Правда, он очень расстроился, так как во время перевязки он увидел, что его раны еще не зажили. Сеньор встает на ноги и пытается ходить.

— Скажи ему, что он не должен много двигаться, а то еще, чего доброго, ему захочется прогуляться по саду.

— Сеньор не станет гулять по саду без одежды.

Лючия улыбнулась:

— Значит, на этот счет мы можем быть спокойны.

— Кроме того, — спокойно продолжала Жозефина, — у сеньора довольно медленно идет выздоровление, и он может говорить и думать все, что угодно, но из бедра время от времени все еще сочится кровь, поэтому ни о каких прогулках не может быть и речи.

Разговор пришлось прекратить, так как Лючия услышала, что отец зовет ее. Время послеобеденной сиесты еще не подошло, и рассчитывать на то, что ей опять удастся увидеться со своим пациентом, пока не приходилось. Что так сильно тянуло Лючию туда, в павильон? Почему ее сердце начинало биться сильнее при мысли о доне Карлосе? Чем можно объяснить это непроходящее стремление видеть этого незнакомого мужчину?

Эти вопросы нередко проносились в ее голове; ответить на них она бы и не смогла.

Наконец выдался подходящий момент, когда двор опустел и никто не увидел бы ее по пути к саду. Педро, как всегда, возился с цветами неподалеку от павильона.

Войдя в павильон, который стал ей таким знакомым в последнее время, Лючия увидела де Оланету. Он открыл глаза, как только услышал ее легкие шаги.

Лючия присела на стул.

— Как вы себя чувствовали сегодня утром?

— Много лучше. Послушайте, Жозефина сказала мне, что своим спасением я обязан только вам.