Юлия, дочь Цезаря (СИ) - Львофф Юлия

— Это от фонтана.

Ответ девушки показался Цепиону глупым: на этой улице не было ни одного фонтана.

— От фонтана? — переспросил он, присматриваясь к ней и пытаясь что-то вспомнить.

— Наверное, ветер был. Дунул — и весь фонтан на меня.

Девушка вдруг тихонько засмеялась.

— Ты же видел в саду Помпея большой чудесный фонтан?

— В саду Помпея? — Цепион был в замешательстве.

— Ну да. Я шла за тобой от самого дома. От Карин до Субурры.

— Постой-ка… — Квинт закусил губу. Он вспомнил, где мог видеть её, и он уже знал, как её зовут.

— Вижу по твоему лицу, что ты меня узнал, — обрадовалась девушка. И затем, опустив глаза, прибавила: — Надеюсь, ты не сердишься на меня за то, что я следила за тобой?

Цепион пожал плечами.

— Куда пойдём? — спросил он немного погодя.

Он не знал, что с ней теперь делать. Оставаться в этом квартале было небезопасно; возвращаться в дом Помпея ему, понятно, не хотелось.

— Я провожу тебя до Карин, — наконец решил он. — Но в дом твоего отца входить не буду.

— Ты, может, удивишься, — медленно проговорила Помпея, — но у меня такое же желание. Я не хочу домой.

Она и в самом деле недурна… Не красавица, конечно… Но зато как стройна… и грудь развита, и бёдра, — подумал Цепион, со всё возрастающим любопытством разглядывая Помпею.

Эта девушка была обручена с Фавстом, сыном бывшего диктатора Суллы, однако Помпей предлагал её в жёны ему, Квинту Сервилию Цепиону, человеку, у которого сам похитил невесту.

Она недурна, — снова повторил голос внутри него, но теперь с каким-то мстительным злорадством.

Квинт вдруг почувствовал странное возбуждение. Его рука согрелась от её чуть влажной руки.

— Пойдём туда, — неожиданно предложила Помпея, кивнув на тёмные заросли за одной из таверен. — Пойдём, посидим… посидим одни…

И потащила его за руку. Они пролезли сквозь кустарник и очутились в заброшенной нерадивыми хозяевами таверны полуразвалившейся пристройке. Лунный свет проникал сквозь щели в кровле и ложился на земле серебристыми полосами; было тихо, лишь издалека — со стороны невидимой отсюда улицы — доносился гул: там всё ещё орали пьяные песни.

Цепион посмотрел на Помпею долгим пристальным взглядом и с удовольствием заметил, как она вдруг сделалась очень серьёзной, даже нахмурилась. В темноте он едва различал её лицо, но мог поклясться, что она покраснела.

Рассказать кому, как я оказался наедине с дочерью Помпея Великого ночью да ещё в каком-то сарае на Субурре, так никто ведь не поверит! — подумал Квинт и улыбнулся своим мыслям. — Но она сама притащила меня сюда. А для чего?..

Прямо перед собой он видел блестящие глаза Помпеи, однако, ничего не мог в них прочитать.

«Я шла за тобой от самого дома. От Карин до Субурры…» — Ему вспомнились её слова. Но для чего она следила за ним? Для чего ей это нужно?!

— Ты мне очень нравишься, — тихим голосом сказала Помпея, как бы отвечая на его немой вопрос. — И уже давно.

Квинт почувствовал лёгкий озноб от этого столь неожиданного для него признания, и вместе с тем к нему вернулось желание, которое он уже испытал до того, как она увлекла его за собой.

Его руки вдруг сами потянулись к ней, словно он искал утешения. Или, может, забвения? Он ощутил дрожь её тела, жар её губ. Взлетела короткая девичья туника — он увидел ноги Помпеи ослепительной белизны: в свете луны они казались горячими, так сверкала их нагота.

Она сама раздвинула бёдра, принимая в себя молодого мужчину, у которого была далеко не первой. Он вошёл в неё без ласк, без прелюдий, как воин, дорвавшийся до женщины после длительного воздержания, как насильник, который стремился утолить свою похоть. Для него Помпея ничем не отличалась от тех женщин, которых он видел в лупанарии, разница была лишь в том, что тем нужно было платить…

Помпея со страдальческим выражением лица, зажмурив глаза, сжимала, стискивала Квинта в объятиях и, отдаваясь ему, пыталась подчинить его своей воле…

Перевернувшись на спину, Квинт какое-то время лежал неподвижно; холодный и равнодушный ко всему, лишённый того, что наполняло его недавно, он не испытывал никаких чувств — ни удовольствия, ни раскаяния — и эта пустота, как ни странно, ничуть не угнетала его.

Помпея засмеялась — смех её звучал приглушённо, будто на изнемогала от переполнявшей её пылкой нежности — и Квинт, приподняв голову, вгляделся в её лицо. Она была прежней и всё-таки не походила на себя: что-то новое появилось в ней, что-то, чему он отнюдь не обрадовался. Она улыбалась, прикрыв глаза, и он уловил тень удовлетворения на её улыбающемся лице.

Ты ведь этого хотела? Этого? — чуть не закричал он, ощутив внезапный прилив ярости, и одним рывком вскочил на ноги.

Помпея (благородная дева, дочь Великого!) поднялась и, с испугом взглянув на него, резко одёрнула тунику.

— Квинт, ты не…

— Замолчи! — Цепион не дал ей договорить. — До Карин пойдём вместе. Но прошу: не говори ни слова.

Он пошёл первым, увернувшись от её протянутой в мольбе руки, и, когда девушка чуть отстала, услышал, как она негромко — будто себе самой — сказала: «Теперь ты мой, Квинт. Мой…» Новая волна негодования поднялась в его груди и — тут же схлынула без следа.

Не всё ли равно: Помпея или любая другая? — устало и равнодушно подумал Квинт. — Её обещали мне взамен Юлии… Стало быть, боги благословили нас этой ночью, как благословили брак Юлии с Помпеем…

Он вдруг резко остановился. На миг закрыл глаза, представляя Юлию наедине с другим мужчиной, которого отныне будут называть её мужем. Он медленно протянул руку, осторожно, как слепой. Тело его напряглось… Шумно выдохнув, Квинт расправил плечи и пошёл дальше.

Глава 11

Едва закончились свадебные празднества в кварталах и на улицах Рима, как снова разгорелась борьба на Форуме и в курии.

Заручившись поддержкой Помпея (тот вскоре после свадьбы наполнил Город своими воинами), Цезарь утвердил внесённый им же законопроект о раздаче земель несмотря на неодобрение большинства сенаторов и протест своего коллеги Бибула. Ссылаясь на дурные знамения, Бибул изо всех сил старался помешать Цезарю, но так ничего и не добился. Более того, он даже рисковал своей жизнью на Форуме: воины Помпея переломали прутья его ликторов и ранили двоих народных трибунов.

Возмущённый Бибул подал жалобу в сенат, однако ни в ком не нашёл смелости выступить с докладом о таком насилии и принятии чрезвычайных мер. Малодушие patres привело его в такое отчаяние, что он не выходил из дому до конца своего консульства и лишь издавал эдикты, полные злобных обвинений против Цезаря и Помпея.

Ругательные надписи в адрес триумвиров — здесь наряду с именами двух первых упоминалось также имя Красса — появились на стенах домов, приперчённые карикатурами, на кои римляне были весьма падки. Союз трёх полководцев тревожил не только сенаторов-республиканцев, но и многих горожан из разных сословий. По городу поползли слухи о том, что триумвиры сговорились отменить республику и поделить власть: Помпея провозгласить монархом в Риме, Цезаря поставить на царство в Испании и Галлии, а Красса — на Востоке.

Сенат, в котором уже давно не было согласия, раздирали жёсткие распри. Одни обвиняли Цезаря, другие ратовали за его поддержку.

— Гай Цезарь стремится к тому, чтобы сосредоточить власть в Риме в руках немногих! — Гремел под сводами курии голос сенатора Марцелла. Его горящие чёрные глаза, перебегая с одного лица на другое, словно сыпали искры. — Можно сказать, он сам уже добился этого, избрав выгодную во все времена роль народного заступника. Вторым в этом списке стоит Помпей, которого, как все мы знаем, всегда отличало властолюбие. И ныне эти двое вершат свои дела путём открытого насилия!

Марцелл выдержал паузу и, поймав взгляд Катона, продолжил:

— Я могу назвать также имена остальных. Тех, кто во всём потакает этим двоим, желая — и надеясь — в случае их полной победы заполучить в свои алчные руки власть над Римом, народом, законами.