Нора Робертс - Мятеж
Она ощутила слабость в ногах, как будто из нее выкачали всю кровь и заменили водой. Голова закружилась, совсем как когда она в двенадцать лет попробовала отцовский портвейн. Кожа огнем горела в тех местах, где его пальцы касались ее.
Сирина постаралась отогнать от себя воспоминания и расправила плечи. Это было всего лишь слабостью, беспокойством за брата и чувством голода. Теперь ей гораздо лучше, и если она столкнется с высокородным и могущественным графом Эшберном, то знает, как с ним обойтись.
— Мэлколм, маленький дикарь! — позвала Сирина, вглядываясь в темноту конюшни. — Я вытащу тебя отсюда! Складывать дрова в ящик — твоя работа, и мне пришлось заниматься этим вместо тебя. Ух как я тебя отшлепаю!
— Сожалею, но вам придется отшлепать Мэлколма позже. — Бригем шагнул из тени и остался доволен, увидев ее испуг. — Его здесь нет. Я только что отослал его в кухню с моим грумом.
Сирина вздернула подбородок:
— Отослали? Он не ваш слуга!
— Моя дорогая мисс Мак-Грегор. — Бригем шагнул ближе, думая, что приглушенная расцветка пледа превосходно оттеняет яркость ее волос. — У Мэлколма возникла симпатия к Джему, который, как и ваш брат, большой любитель лошадей.
— Он постоянно торчит в конюшне, — вздохнула Сирина. — На этой неделе мне дважды пришлось тащить его отсюда в дом поздно вечером. — Она снова нахмурилась. — Если Мэлколм досаждает вам, дайте мне знать. Я позабочусь, чтобы он не причинял вам беспокойства.
— В этом нет нужды. Мы отлично ладим. — Граф подошел ближе и ощутил запах лаванды, казалось постоянно исходящий от девушки. — Вам нужно хорошенько отдохнуть, Сирина. У вас круги под глазами.
Сирина с трудом сдержала желание шагнуть назад.
— Благодарю вас, но я не слабее ваших лошадей. И вы весьма вольно обращаетесь ко мне по имени.
— Оно нравится мне. Как назвал вас Колл, прежде чем заснуть? Рина? Звучит приятно.
Но имя зазвучало по-особенному, когда он произнес его. Сирина поспешно отвернулась, чтобы взглянуть на лошадей.
— Уверена, что вы впечатлили ими Мэлколма.
— Он более впечатлителен, чем его сестра.
Она посмотрела поверх его плеча:
— У вас нет ничего, что могло бы впечатлить меня.
— Вы не находите утомительным презирать все английское?
— Нет, я нахожу это удовлетворительным. — Снова почувствовав слабость в коленях, Сирина бросилась в атаку, стремясь гневом вытеснить непонятную тоску. — Кто вы для меня, как не еще один английский аристократ, который хочет, чтобы все было в соответствии с его желаниями? Вы заботитесь о земле? О людях? Об имени? Вы ничего не знаете о нас! О преследованиях, несчастьях, разорении!
— Знаю больше, чем вы думаете, — мягко ответил он, сдерживая собственный гнев.
— Вы сидите в вашем прекрасном лондонском особняке или помещичьем доме в деревне и мечтаете у камина о великих социальных переменах. А мы живем борьбой каждый день только для того, чтобы удержать принадлежащее нам. Что вы знаете о страхе ожидания в темноте, пока не вернутся мужчины, и о разочаровании из-за того, что удел девушки — только ждать?
— Вы вините меня в том, что родились женщиной? — Бригем схватил ее за руку, прежде чем она успела увернуться. Шаль упала ей на плечи, и волосы блеснули при вечернем свете, проникающем сквозь дверь. — Скажите правду, Сирина, вы презираете меня?
— Да! — со страстью произнесла она, желая, чтобы это было правдой.
— Потому что я англичанин?
— Этой причины достаточно для ненависти.
— Нет, но я дам вам еще одну.
Чтобы удовлетворить себя, думал Бригем, привлекая ее к себе. Сирина рванулась назад, собираясь ударить его, но он был к этому готов.
Как только его губы прижались к ее рту, она застыла. Губы у нее были мягкие и ароматные, как лепестки розы. Бригем ощущал, как дрожит ее тело.
Позади них ржали лошади. В солнечном луче плясали пылинки.
Сирине казалось, что она больше никогда не сможет шевельнуться, — так ослабло ее тело. Перед глазами мелькал слепящий водоворот ярких красок. Если это поцелуй, то такой, какого она никогда не испытывала раньше.
Услышав тихий стон, Сирина не узнала собственного голоса. Ее пальцы впились в рваный рукав куртки Бригема. Она могла упасть, но он держал ее так крепко…
Дышала ли Сирина?
Очевидно, да, раз она все еще жила. Она могла ощущать запах Бригема, и он был таким же, как при их первой встрече. Пахло потом, лошадьми, мужчиной… Его губы на вкус походили на мед, растворенный в виски. Ей казалось, что она пьяна им…
Сердце Сирины бешено колотилось. Ее руки медленно скользнули вверх, к его плечам, зарылись в волосах.
Бригем почувствовал, как ее зубы прикусили его губу, и внутри у него вспыхнуло пламя. В этот момент он был в большей степени ее пленником, чем она его.
Всплыв на поверхность, как утопающий, Бригем судорожно глотал воздух и тряс головой.
— Господи, где вы этому научились?
Здесь и сейчас, могла бы ответить Сирина. Но краска стыда залила ее щеки. Как случилось, что она позволила ему целовать себя и наслаждалась этим?
— Отпустите меня.
— Не знаю, смогу ли. — Бригем поднес руку к ее щеке, но она отдернула голову. Только что Сирина целовала его, соперничая с лучшими французскими куртизанками. Но сейчас было до боли очевидно, что она невинна.
Он мог убить себя, если только Колл не сделает это раньше. Бригем стиснул зубы. Соблазнить сестру друга, дочь хозяина дома, в конюшне, как девку из таверны! Он прочистил горло и шагнул назад.
— Приношу мои глубочайшие извинения, мисс Мак-Грегор. Это было непростительно.
Ее ресницы взлетели кверху. В глазах под ними сверкали не слезы, а гнев.
— Если бы я была мужчиной, я бы убила вас!
— Если бы вы были мужчиной, мои извинения едва ли были бы необходимы.
Чопорно поклонившись, Бригем вышел из конюшни в надежде, что холодный воздух остудит его мозги.
Глава 4
Сирине казалось, что она бы с удовольствием убила Бригема. Проткнула бы его шпагой. Нет, шпага слишком хороша для этого английского червя. Если она, конечно, не использует ее, разрезая графа на мелкие кусочки вместо того, чтобы положить конец его бесполезной жизни одним ударом в сердце. Сирина улыбнулась, представляя себе это. Быстрый удар там, медленный, мучительный разрез здесь…
Мысли эти были ужасны, но никто не догадался бы о них, глядя на нее. Сирина являла собой образ женщины, спокойно занимающейся домашней работой: сидела в теплой кухне и сбивала масло. Правда, мрачные размышления заставляли ее орудовать маслобойкой с утроенной силой, но энергия, каков бы ни был ее источник, только ускоряла дело.
