Барбара Картленд - Английская мадонна
Допустим, человеческая рука: динамика жеста, изящество очертаний, особый, скрытый смысл всегда связывались с рукой как своеобразным отражением не только физических особенностей данного человека, но и его характера, воспитания и истории нравов. Не случайно потому перчатки наделены, помимо утилитарных, еще и многими другими свойствами. Теодоре вспомнились бальные белые — как увлекательная поэма о любви, красоте, музыке и прочих изящных приятных вещах. Перчатки во время бала не снимают — еще бы! — надеть их не так-то просто, тут дамы прибегали к специальным распялкам и помощи горничных. Белые лайковые перчатки надевали также в театр. Такие перчатки шили из тончайшей лайки в основном в Париже, а саму лайку изготавливали в Москве на кожевенных фабриках купцов Бахрушиных, как Теодоре было известно тоже из разговоров отца с коллекционерами: говорили-то мужчины не только о картинах, делах и политике. Многие обладатели живописных шедевров держали свое производство, встречались с людьми, приезжавшими из других стран. Кто-то рассказывал про встречу с одним из Бахрушиных в Лондоне. Три брата Бахрушиных взяли на себя долги отца и не только наладили производство, но и расширили его, перенимая иностранный опыт, разузнавая все о ценах на ткани, на отделочные материалы, выведывая подробности о вкусах заказчиков. Проблема выплаты долгов особенно волновала Теодору, она была для нее интересна практически, но, увы, в их нынешней ситуации одними разговорами не поможешь. У Колвинов все же не производство… Приемы же в Маунтсорреле продолжались до тех пор, пока барон мог позволить себе принимать гостей в мало-мальски приличного вида комнатах, пока те не обрели свой сегодняшний вид — постыдный для присутствия в них посторонних людей из приличного общества.
Это был первый раз с момента получения письма от графа, когда Теодора так глубоко и всерьез задумалась о том, какой она предстанет в замке Хэвершем. Мысли в ее голове обгоняли одна другую, теснились воспоминания разных лет давности. Она представляла себе, как ступит в освещенную ярким светом гостиную и на нее обратятся взгляды незнакомых людей. Что они станут думать о ней, взглянув на нее? Ведь если отцу нужны смокинг и пара новых рубашек, то по сравнению с ее потребностями это сущая мелочь, совсем ничто.
Жаль, что нельзя облачиться в картину Ван Дейка, накинуть на плечи полотно Рембрандта, а Фрагонаром обернуть бедра как юбкой. Не говоря о том, чтобы предстать в гостиной блистательной Флорой… Она горько усмехнулась своим непрошеным невеселым мыслям. Но раз это невозможно, неужели придется появиться перед людьми в лохмотьях? Нет, ни за что!
Конечно, надежды на мамины платья мало. На них пышные широкие рукава, сейчас такие не носят, но… И они были неновыми, когда она умерла… Впрочем… Зачем ждать возвращения Джима?
И она ринулась вверх по лестнице на чердак — так быстро, как не бегала очень и очень давно, откуда только силы взялись… Одним махом она оказалась под крышей. И, пока шла по пыльному полу к кладовой с сундуками, оступаясь на шатких половицах и семеня ногами, чтобы удержать равновесие, она, как ребенок, мысленно молила мать: мамочка, дорогая моя, помоги мне! Сотвори для меня чудо — мне нужно вечернее платье!
Глава 2
Теодора сноровисто орудовала ножницами среди вороха платьев в гостиной, когда услышала в холле шаги. Джим! Он вернулся!
Не успела она вскочить на ноги, как он широко распахнул дверь. Лицо его сияло торжествующей усталой улыбкой, которая поведала Теодоре об исходе поездки.
Однако она не могла удержать себя от вопроса, ей хотелось скорее услышать все, что скажет ей Джим. Но он молчал, только продолжал улыбаться.
— Ну так что — со щитом или на щите? — включила их игру Теодора и тоже заулыбалась, заражаясь его настроением.
Джим все молчал, наслаждаясь, похоже, внутренним ликованием.
— Что? Все в порядке, Джим? Мистер Левенштайн все понял?
— Да, да, мисс Теодора! — наконец разомкнул губы Джим и заговорил: — Мистер Левенштайн был в настоящем восторге, мисс Теодора! — Голос Джима вибрировал от переживаемой им огромной радости.
— И?.. — Теодора выжидающе смотрела на Джима. Ей не терпелось знать, какой суммой они располагают. — И?..
— И мистер Левенштайн дал нам денег.
— Так сколько же, сколько? — У Теодоры даже участилось дыхание и к щекам прилила кровь. Она сама не ожидала, что так разволнуется. Или ее так разбередили все эти мысли об одежде, воспоминания о встречах отца с людьми, которых давно уже нет в их доме…
— Пятьдесят фунтов! — выпалил Джим.
Теодора широко раскрыла глаза и замерла, но никак не могла выдохнуть, пока Джим не продолжил:
— Я объяснил мистеру Левенштайну, в чем суть дела и что вы даже думали приехать к нему с какой-нибудь нашей картиной, и он так расчувствовался, что раскошелился.
— О, Джим, это слишком! — воскликнула Теодора, прижав руки к щекам.
— Но все именно так, мисс Теодора! И еще. Я с вами не посоветовался, но этого требуют обстоятельства… Не удержался, остановился по пути назад в деревне и оплатил все, что мы были должны в лавке. Я подумал, вы непременно захотите, чтобы я это сделал.
— Разумеется, Джим. — Теодора кивнула, но змея разочарования укусила ее в самое сердце. Денег у них теперь очень мало…
— И еще я купил все, чтобы привести хозяина в форму перед отъездом, — продолжал Джим, осторожно, глазами следя за Теодорой. Он как будто снова видел, как тает стопка тех денег, которые ей не удалось даже подержать в руках. — Начну готовить прямо сейчас, — деловито проговорил старик, отворачиваясь, чтобы не расстраивать себя ее огорчением, скрыть которое до конца его молодой хозяйке все ж таки не смогла.
А Теодора… Хоть девушка и подумала, что, наверное, ей нужно было бы взбунтоваться против замены одного долга другим, в глубине души она знала: Джим поступил правильно. Важно было поставить отца на ноги, сделать так, чтобы он как можно скорее очнулся от своей летаргии, и в этом могла помочь только еда, приправленная волнующей новостью об их планируемом визите в замок Хэвершем.
Все это время она опасалась заводить разговор с отцом о приглашении. Во-первых, он слаб. Во-вторых, было еще неясно, чем закончится поездка Джима к мистеру Левенштайну. Торговца не всегда можно застать в его доме. Так и мистера Левенштайна могло не оказаться в Лондоне. Или же он мог отказать им в их просьбе — и тогда ни о какой поездке ни в какой замок не могло быть и речи.
— Я вам вот еще что скажу, мисс Теодора, — подал голос Джим, понимая, что госпоже нужно ободрение. — Мистер Левенштайн считает, что было бы большой ошибкой хозяину в таком состоянии, в каком он сейчас находится, пытаться проделать весь путь за один день. Ростовщик предлагает, чтобы вы остановились на ночь в его доме в Лондоне. А он пока подыщет карету, чтобы отправить вас в замок…
