Майкл Скотт - Восточные страсти
Обратный билет у Брауна был взят на следующее утро. Ему даже не пришлось спрашивать у хозяина разрешения остаться до следующего утра. Голландец подтвердил свою репутацию радушного хозяина и сам настоял на том, чтобы Браун провел ночь в усадьбе.
Девушки Голландца первыми почувствовали перемены в Райнхардте Брауне. Если во время первого своего появления он ежеминутно подмигивал и строил им глазки, то теперь он лишь изредка позволял себе бросить на них застенчивый взгляд. Еще больше заинтриговал он их во время обеда, когда обронил фразу о своем интересе к зоопарку Голландца. После завершения трапезы ему немедленно было предложено пройтись по зверинцу. Одна из девушек водила его от клетки к клетке и давала ему объяснения. Он проявил недюжинный интерес к обезьянам, — в глубине души оставаясь к ним совершенно безразличным. Обитатели террариума его, казалось, не вдохновили. Ночью он достал из своего багажа стеклянную банку емкостью в один галлон[30]. Горлышко банки было забрано металлической решеткой, которая препятствовала исчезновению из банки содержимого, одновременно давая доступ воздуху.
Глубоко за полночь, убедившись, что все постояльцы дома улеглись спать, он тайком прокрался в зверинец и, подойдя к террариуму, осторожно поставил у входа в него стеклянную банку. Внутри банки оказалась небольшая ящерица. Он полагал, что такой приманки вполне достаточно. Сняв с банки решетчатую крышку, он открыл дверцу в загон для коралловых змеек и отступил на несколько шагов. Удача сопутствовала ему. Одна из змеек, длиной от восемнадцати до двадцати четырех дюймов, а в диаметре не шире его мизинца, учуяла присутствие ящерицы. Соскользнув внутрь банки в поисках добычи, она уже через мгновение стала пленницей Брауна, который, не долго мешкая, завернул на банке крышку, тщательно прикрыл дверь в террариум и, не забывая оглядываться по сторонам, зашагал со своей пленницей восвояси. Придя к себе, он проделал незаметные отверстия в саквояже, чтобы открыть доступ воздуху, поместил в саквояж банку и заснул мирным сном человека, не напрасно прожившего день. Утром, сытно позавтракав с Голландцем и его свитой, он распрощался и поспешил обратно в порт.
Не прошло и семидесяти двух часов, как он входил в гонконгский дом Эрики, готовый отчитаться перед своей хозяйкой.
— Это то, что нужно. Теперь вам осталось спрятать ее где-нибудь у Молинды дома, может быть, в ее кровати или платяном шкафу. Создайте ей удобные условия.
Он кисловато усмехнулся.
— Это гораздо легче сказать, чем сделать, — сказал он. — У нее есть дворецкий, который открывает гостю дверь, а потом затылком чувствует, куда тот посмотрел или повернулся. Так что, пока он дома, мне там делать нечего.
Эрика с презрительной миной покачала головой.
— Когда же вы наконец научитесь рассчитывать свои шаги заранее? Я, например, немного похлопотала и выяснила, что с момента приезда сюда Джонатана Рейкхелла и Чарльза Бойнтона они с Молиндой уходят в свою контору рано утром, а возвращаются обратно приблизительно через час после захода солнца. Дворецкий, естественно, всюду следует за Молиндой. А это означает, что большую часть дня дом совершенно пуст, если не считать слуг-китайцев, которые после уборки дома сидят до прихода хозяев на кухне или вообще отправляются к себе. Так что у вас будет времени сколько душе угодно, чтобы подобрать для нашей маленькой подружки укромное местечко.
Браун, похоже, пребывал в некоторой растерянности, но Эрика вдруг достала из кармана увесистый узелок, плотно набитый монетами, и подбросила его вверх. Поймав узелок, она, улыбаясь и не говоря ни слова, почти силой вложила его в ладонь своего компаньона.
Приняв деньги, он уже не в силах был пойти на попятный.
В тот же вечер, зайдя в свою гостиную, Эрика неожиданно наткнулась на Брауна, который, устроившись здесь в высшей степени непринужденно, потягивал шнапс, презентованный ей одним из местных обожателей.
Он встретил ее угрюмой ухмылкой.
— Можете помянуть со мной женщину с острова Бали, — сказал он, приподнимая фужер.
— О, и куда же вы поместили…
— А это уж мое дело. В данном случае вам совсем не повредит умерить свое любопытство.
Как часто бывало, Молинда, Джонатан и Чарльз перенесли свои дискуссии из конторы домой. Они вернулись к Молинде сразу же после захода солнца, уселись в гостиной и, наполнив свои бокалы из запасов сухого испанского, продолжали обсуждение все той же злополучной темы. Они были полны решимости добиться-таки решения финансовой проблемы. Нельзя было упускать из виду ни малейшей возможности.
— Интересно, а сколько все-таки Голландец готов вложить в нас денег?
— Он вложит столько, сколько будет необходимо, — задумчиво сказала Молинда. — Он вертит огромными капиталами, так что тебе имеет смысл навсегда запомнить — за деньгами дело не станет.
Джонатан был поражен, уловив зловещие нотки в ее голосе.
— Тебе не нравится эта идея?
— Разумеется, нет! — твердо сказала она. — Для тебя Голландец — приятель и радушный хозяин, я же его знаю в первую очередь как дельца, и заявляю тебе со всей решительностью — ради своего он ни перед чем не отступится. Сейчас он унюхал, что перед ним открывается возможность поставить под свой контроль всю империю «Рейкхелл и Бойнтон». Ты представляешь себе, что это для него значит? У него же появится свободный доступ на американский и английский рынок. Из голландского судовладельца, имеющего бизнес на Дальнем Востоке, он превратится в фигуру мирового масштаба. Ни в коем случае нельзя недооценивать тщеславие этого человека или его беспощадность. Если ты дашь ему этот шанс, он, не моргнув глазом, разорит тебя.
Оба кузена переглянулись и устало рассмеялись.
— Ты знаешь, мы с Чарльзом пришли к такому же точно выводу, — сказал Джонатан, — но нам хотелось услышать, что думаешь на сей счет ты. Итак, мы придерживаемся единого мнения: ни при каких обстоятельствах не просить у Голландца денег.
— Отлично, — сказала она. — Поймите: вы станете ему чем-то обязанными, а он впоследствии выжмет из вас все до последнего пенни.
Они беседовали в течение всего обеда и до самого позднего вечера. Приближалась полночь, а решение так и не приходило. После нескольких часов напряженной дискуссии Молинду потянуло в сон. Она извинилась и сказала, что идет к себе. Чарльз тем временем сделал себе крепкий коктейль. Он хотел взбодриться и прощупать еще несколько возможностей.
Молинда поднялась наверх, села у зеркала и лосьоном, настоянным на мякоти кокосового ореха, принялась смывать с лица дневной макияж. Потом она разделась и облачилась в юбку с балийским орнаментом. Больше она на ночь ничего не надевала. Она улеглась в постель, прихватив с собой несколько бумаг, которые хотела просмотреть перед сном. Она еще не отошла от недавних дискуссий и некоторое время могла думать лишь о делах компании, — как вдруг ее ступни ощутили прикосновение чего-то холодного и шершавого. Он взглянула на ноги и похолодела. Свившись в несколько колец, прямо на нее смотрела одна из самых ядовитых индонезийских змей.
