Аннетт Мотли - Ее крестовый поход
— Вы не можете представить, как я завидую вам! Я не спала полночи, раздумывая, не отплыть ли и мне тайком на этом корабле. Но тогда Ричард и вовсе бросит меня на произвол судьбы и я, без сомнения, расстанусь с надеждой на будущее, равно как и со своей короной. Увы, это еще хуже, чем остаться! Обязательно напишите мне, дорогая Иден, если вам попадется какой-нибудь подходящий, не чрезмерно добропорядочный барон… выдающейся храбрости и удачи… и, ради Господа, способный понять шутку!
— Джоанна… у тебя стыда нет! — со смехом обратилась к своей золовке Беренгария, но та лишь отбросила назад свои локоны движением норовистой, породистой кобылицы. Иден была рада царящему веселью, ибо последний момент прощания был самым тяжелым из всех.
Но, как и можно было ожидать, Беренгария сама облегчила это расставание. Серые глаза королевы были совершенно сухи, когда она взяла Иден за руку и направилась вместе с ней через пристань к узкой доске, которая вела на борт переполненного суденышка. Там они повернулись друг к другу, по-прежнему держась за руки. Существовавшая между ними взаимная привязанность делала их общение легким и не оставляла места для слез.
— Смотри, как охотно я отпускаю тебя, — без малейшей дрожи произнес тихий голосок. — И все же мы не разлучаемся, ибо ты навсегда останешься в моем сердце и моих молитвах, как и я, несомненно, навсегда останусь в твоих.
— Навсегда.
— И еще молись за Ричарда, Иден. — Она вздохнула. — Он нуждается в наших молитвах. Знаю, он не был добр к тебе… — Король отказался выслушать жалобу жены против сэра Хьюго де Малфорса, сейчас его ближайшего товарища в Аскалоне. — Но будем надеяться, когда-нибудь он станет таким, как раньше… ибо за последние долгие месяцы он чрезвычайно изменился. Ему необходимо завершить задуманное, без этого в душе его правят дьяволы Плантагенетов.
— Ричард будет упомянут в моих молитвах. «Но лишь ради его королевы», — добавила она про себя.
— Тогда до свидания, Иден… до встречи в Англии.
Объятие их было крепким, но быстрым, ибо обе теперь боялись не сдержать подступавшие слезы.
— Будь счастлива в Хоукхесте. Если смогу, я постараюсь помочь тебе в этом, — пообещала Беренгария на прощание.
— Счастье мое в том, что королева Англии — моя подруга, — гордо ответила Иден.
Обе улыбнулись, и Беренгария повернула обратно.
Иден смотрела, как маленькая фигурка спускается по сходням. Затем доску убрали, и сразу же раздались крики матросов, сопровождавшие отплытие галеры. Это тоже было частью плана Беренгарии.
Стоя у деревянных поручней, Иден высоко подняла руку в ответ на прощальные приветствия с пристани, где вырос маленький живой лес из машущих ей вслед рук. Чувство нереальности охватывало ее по мере удаления от расцвеченного яркой толпой берега. Она видела, как Беренгарии подали лошадь и королева забралась в седло. Повернув коня в сторону уплывавшего судна, она приложила пальцы к губам, посылая поцелуй через сверкающую водную гладь. Затем повернулась и двинулась прочь, маленькая свита тянулась за ней, точно развевающийся разноцветный шлейф. Когда Иден потеряла их из виду, ей внезапно показалось, что жизнь ее никогда не была связана с этими берегами из синевы и золота. Страх охватил ее; она, казалось, забыла себя и свою цель. Но потом одна из совершающих паломничество женщин, немолодая и богато одетая, прикоснулась к ее руке и заговорила дружеским тоном. Страх прошел. Она снова была Иден из Хоукхеста и возвращалась домой.
Любезно повернувшись к своей спутнице, она живо поддержала начатый разговор.
Когда сине-красная галера отплыла из Яффы, два человека с мечами в руках стояли друг перед другом на горячих песках Аскалона. То были сэр Хьюго де Малфорс и Тристан де Жарнак.
Де Жарнак почти неделю терпеливо ожидал в лагере Ричарда, пока сэр Хьюго сопровождал короля в разведывательной вылазке под Бейт-Нуба. Прошел слух, что Саладин намеревается двинуться на Иерусалим и собирает войска в этом районе. Вчера король возвратился, и этим утром сэр Хьюго был уже достаточно отдохнувшим, чтобы принять вызов Тристана. Однако, если бы Ричард узнал об этом, он запретил бы поединок. Чтобы избежать этого, пришлось принять необходимые меры предосторожности.
Они встретились в пустыне, примерно в двух милях от города. При встрече они обменялись всего несколькими словами. Разговоры были оставлены четырем сопровождавшим их оруженосцам. Каждый из них хорошо понимал, что в живых останется только один. И у каждого были свои причины полагать, что это будет именно он.
Их схватка началась al'outrance[19]. Мечи были длиной в ярд, дамасской стали, причем у сэра Хьюго шире и тяжелее, чем у Тристана. Вдоль его лезвия было выгравировано имя барона, а золотая рукоятка оканчивалась изображением кабаньих голов Стакеси. На узком клинке Тристана было начертано лишь имя Христа, а отделанная серебром рукоять представляла собой простой эбеновый крест. Ни у кого из них не было щита, но оба были в шлемах и с кинжалами на поясе. Их разделяло примерно двадцать футов, когда оруженосец сэра Хьюго дал сигнал начинать.
Без суеты они двинулись навстречу друг другу, лица обоих были спокойны. Не дойдя шести-семи футов, они принялись кружить, зорко, точно ястребы, ловя малейшее движение противника. Каждый держал свой меч перед собой на уровне живота.
Внезапно Тристан прыгнул вперед, разорвав дистанцию, и нанес удар справа. Несмотря на свой вес, Хьюго быстро отставил назад правую ногу и повернулся на левой, отразив клинок резким взмахом сверху вниз. Попав по кончику меча, он чуть не вышиб его из рук Тристана. Тот, однако, сумел сохранить равновесие и, прежде чем барон вновь успел закрыться мечом, сделал выпад под его левую руку. Острие меча пробило плетеную кольчугу, брызнула кровь. Хьюго зашатался и отступил, однако удержался на ногах. Но едва Тристан бросился вперед, желая закрепить свой успех, Хьюго издал жуткий звериный рев, и его оружие прочертило дугу от неба до самой земли, сбивая противника с ног. Когда Тристан попытался подняться, на грудь ему, словно могильный камень, встала тяжелая нога барона. Он увидел, что Хьюго ухмыляется.
— Покойся в мире, монах, — произнес де Малфорс, занося свой меч и затем вонзая его в поверженного врага.
Мир завертелся, погружаясь во тьму, и в центре этого стремительного водоворота была сплошная боль.
Хьюго удовлетворенно взглянул вниз и тщательно вытер лезвие. Убрав клинок в ножны, он опустился на одно колено рядом со своим побежденным врагом.
— Не сомневайтесь, шевалье, я буду хорошо заботиться о ней, — медленно и отчетливо проговорил он. Пусть эти слова будут последними, которые тот услышит в своей жизни.
