Ирина Мельникова - Грех во спасение
– Митя, одумайся, – недовольно посмотрел на него Алексей, – в тебе говорят обида и оскорбленное достоинство...
– Вот как раз это во мне молчит, – усмехнулся Митя, – я не из тех отвергнутых кавалеров, которые обливают помоями своих бывших возлюбленных. И не хочу особо вдаваться в подробности, только тогда не князю надо было челюсть ломать, а моей ненаглядной Алине. Я по дурости заявился в беседку на целый час раньше оговоренного времени и увидел, как моя невеста извивается в экстазе под князем, со спущенным чуть ли не до пупа декольте. Не знаю, дошло ли дело до греха, я в этом разбираться не стал. Алина кричала, что он пытался овладеть ею насильно. Я был вне себя, врезал князю по морде раз, другой... Потом он выхватил пистолет, я тоже, остальное ты знаешь... Пока я перевязывал князю рану, Алина сбежала... Вот и все! Дальше – крепость, суд, каторга! И любовь Маши, вновь вернувшая меня к жизни!
Алексей поднялся из-за стола, Митя тоже. Мужчины обнялись, и барон внимательно посмотрел на Митю:
– Через неделю мы уходим в Охотск. Там у меня назначена встреча с генерал-губернатором Муравьевым. Вас мы высадим чуть раньше, чтобы избежать осложнений и не привлекать к вам особого внимания. В это время в Охотске бывает много американских судов. Я думаю, вам без труда удастся попасть на одно из них.
Митя вновь обнял друга:
– Спасибо тебе за все, Алеша, за спасение, за дружбу, за понимание – за все!
– Возможно, мы никогда больше не увидимся с тобой, Митя! Мне в этих местах работы на добрый десяток лет хватит... – Алексей отошел к столу, заваленному бумагами, и задумчиво посмотрел на одну из карт. – Но если тебе придется когда-нибудь плавать в этих местах, зайди на этот остров. – Он обвел карандашом крошечный участок суши, затерянный в просторах Тихого океана. – Это остров, открытый нашей экспедицией, и я назвал его в честь Святой Девы Марии, чей образок у тебя на груди. Но этот остров назван также в честь другой Марии, прекрасной девушки Маши Резвановой, ставшей твоей женой. И если так случится, то обязательно побывай на этом острове, Митя, слышишь? Обязательно побывай!..
Эпилог
Июль 1858 года
Князь и княгиня Гагариновы сидели на террасе и по давно устоявшемуся обычаю пили чай на открытом воздухе. Солнечные лучи запутались в густых кронах деревьев, было по-утреннему свежо и прохладно. С моря, что яркой бирюзой сверкало среди кипарисов, дул легкий ветерок. В старом парке было, как всегда, тихо и сумрачно, и лишь изредка звонкое птичье пение нарушало спокойствие этого уединенного приюта, где доживали свой век сильно постаревшие Зинаида Львовна и Владимир Илларионович Гагариновы.
Лакей принес и положил рядом с князем утренние газеты. Владимир Илларионович тут же отставил в сторону чашку с недопитым чаем, выудил из стопки парижскую газету и забыл про завтрак.
– Ваша светлость, – произнесла укоризненно княгиня, – газеты от вас никуда не убегут, а вот чай остынет...
– Погоди, матушка, – перебил ее князь, – это чай никуда от меня не убежит. – И отгородился от Зинаиды Львовны газетой, как щитом.
И княгиня, вздохнув, уступила. Некоторое время она пила чай в молчании, которое уткнувшийся в газету Владимир Илларионович то и дело нарушал недовольным ворчанием, огорченным хмыканьем, а то и ударами кулака по столу. Зинаида Львовна уже знала: так ее супруг реагирует на вести из России, с грехом пополам пережившей Крымскую войну.
Наконец он с негодованием отбросил в сторону столичную газету и взял следующую, менее толстую, но более эпатажную и скандальную. Быстро пробежав столбики светской хроники, все по той же причине – узнать, не объявился ли кто-нибудь из старых знакомых, князь разочарованно вздохнул: гостей из России не обнаружилось. Но тут его взгляд застрял на коротком сообщении, напечатанном в самом конце страницы. Словно не веря своим глазам, Владимир Илларионович вчитался в него более внимательно и удрученно покачал головой:
– Да-а, а бог все-таки шельму метит!..
– Что случилось? – спросила обеспокоенно княгиня. – Плохие новости?
– Послушай и рассуди сама, ma ch?re! – Владимир Илларионович как-то странно посмотрел на супругу и слегка подрагивающим голосом прочитал: – «Вчера в больнице для бедных Сан-Мартин скончалась от чахотки Алина Шуазель, вдова виконта де Шуазеля, проигравшего все свое состояние пять лет назад всего за одну ночь и найденного вскоре убитым в сточной канаве в пригороде Парижа. По слухам, бывшая виконтесса некоторое время пребывала в содержанках у герцога де Жуассье, но после его гибели на дуэли влачила нищенское существование, подрабатывая в притоне мадам Жюстин, более известной как Кривая Жю».
– О господи! Неужто Алина? – вскрикнула княгиня и перекрестилась.
Князь задумчиво посмотрел на жену.
– Воистину говорится: «Не твори зло, и не воздастся тебе за него сторицей!»
Зинаида Львовна взяла газету, но читать не стала, лишь подержала в руках и отложила в сторону.
– Бедная девочка! Металась, искала, надеялась, а в итоге – жалкая лечебница и безвестная могила... – Она вновь перекрестилась и решительно произнесла: – Я считаю, нам следует нанять человека, который будет приглядывать за ее могилой...
– Ох, матушка, матушка, – покачал головой князь, – воля, конечно, твоя, но все же не следует забывать, сколько горя мы испытали по вине этой девицы.
– Жизнь наказала ее сполна, – княгиня вытерла платочком набежавшие на глаза слезы, – и я уверена, что она не единожды покаялась в содеянном.
Князь со скептической усмешкой на устах посмотрел на супругу, покачал головой, но спорить не стал и вновь углубился теперь уже в местную газету. Но уже через пять минут Владимир Илларионович опять поднял голову над газетным листом. На этот раз его усы сердито топорщились, а глаза сверкали неприкрытым гневом.
– Ты только посмотри, дорогая, – старый князь пристально вгляделся в черные строки и даже заложил их пальцем, чтобы не потерять, – еще один американский миллионер соизволил пожаловать в наш городок для кратковременного отдыха и осмотра достопримечательностей. Этот денежный мешок, видите ли, путешествует вокруг света на своей личной яхте со всеми чадами и домочадцами. Местные журналисты – известные лизоблюды, как уж ни расписывают его яхту, прямо слюной исходят от восторга: красное дерево, слоновья кость, позолота, тьфу! – Владимир Илларионович в сердцах отбросил газету в сторону. – Будто не о чем больше писать! Уверен, в завтрашней газете с пеной у рта будут распинаться в подробностях, в каких туалетах была эта, как бишь ее, – он бросил быстрый взгляд в газету, – миссис Дайвер и какой сорт сигар курил ее дорогой супруг.
