Барбара Картленд - Влюбленный странник
У Люсиль Лунд были поклонники в Китае и Гонолулу, клубы поклонников Люсиль Лунд открывались на Филиппинах и на Аляске. Были созданы конторы, где сидели секретари, занятые тем, что отвечали на письма ее почитателей и рассылали ее фотографии. Команда сценаристов работала над сценарием следующего фильма с участием Люсиль и над тем, который последует за ним.
Сначала девушке казалось, что все это сон и она вот-вот проснется. Но довольно быстро Люсиль начала воспринимать происходящее как должное, и только Эдвард время от времени не давал ей забыть, где он нашел ее и чем она была, прежде чем он сделал из хорошенькой, но самой обыкновенной девушки совершенную гламурную красотку, от одного взгляда на которую захватывает дух.
— Неужели я действительно так красива? — наивно спрашивала Люсиль, увидев кадры своего первого фильма.
— Да уж получше, чем здесь, — ответил тогда Эдвард, доставая из своего пухлого бумажника фотографию, которую Люсиль сразу узнала: это ее она рассылала театральным агентам, которых нанимала, чтобы добывать себе роли. Снимал ее, разумеется, самый дешевый фотограф. Ничего лучшего Люсиль не могла себе позволить в те годы. Освещение поставлено неправильно, поза вульгарная. Люсиль казалась пухлой и невзрачной, и только ее ноги в дешевых чулках были безупречны.
— Где ты взял эту фотографию? — взорвалась Люсиль. — Выкинь ее!
Но Эдвард задумчиво посмотрел на нее и убрал фотографию обратно в бумажник.
И Люсиль поняла тогда, что он будет хранить эту фотографию не только как воспоминание о собственных заслугах, но и как средство держать ее в узде. Возможно, в этом содержалась угроза, что Эдвард может повернуть вспять то, что сделал однажды, снова изменить все в ее жизни, но уже в другую сторону.
Иногда Люсиль ненавидела Эдварда Джепсона, а в другие моменты восхищалась им больше, чем кем-либо из мужчин, которых ей довелось знать. И еще она боялась его, потому что Эдвард имел над ней власть.
«Ты поедешь в Лондон», — заявил он.
И, несмотря на то что Люсиль для виду протестовала и спорила, она знала с того момента, как Эдвард произнес эти слова, что надо собираться в дорогу.
Но говорить с Эдвардом и говорить с Хоппи — это совершенно разные вещи. Секретаршу Рэндала Грэя ей хотелось убедить в том, что приезд сюда — это огромная жертва с ее стороны. Люсиль полагала, как и многие женщины до нее, что каждое слово, сказанное преданной секретарше, будет передано Рэндалу.
— Что делает Рэндал на юге Франции? — требовательно спросила Люсиль.
— Отдыхает, — ответила Хоппи. — Не знаю, что вы там делали с ним в Нью-Йорке, но я никогда еще не видела Рэндала таким вымотанным, как при возвращении. Он слишком устал, чтобы вообще о чем-нибудь думать, а это, как вы знаете, на него не похоже.
— Он не должен был позволять себе так легко сломаться, — заявила Люсиль. — Посмотрите, что приходится делать мне, а я как-то умудряюсь быть в порядке. Ему надо научиться правильно планировать свой день, не быть глупцом и не растрачивать себя на людей, которые не имеют значения. Мне кажется, что Рэндал слишком мягок и добр.
— Разве может человек быть слишком добр? — произнесла Хоппи. — В конце концов, Рэндал обязан своим успехом именно этому своему качеству — он умеет понимать других людей, знает, что они думают и чувствуют. Если бы он думал только о себе, то утратил бы способность проникать в души других, а именно это делает его хорошим драматургом.
— Ну, ему недолго придется писать для меня пьесы, — сказала Люсиль, — если он немедленно не объявится.
Пройдя через гостиную, она распахнула двери в спальню. Горничная Люсиль уже распаковывала огромные чемоданы, которые прибыли раньше хозяйки морем и, казалось, занимали всю комнату. Люсиль сняла жакет дорожного костюма и бросила его на кровать, затем сняла маленькую серую шляпку, украшенную сапфирового цвета перьями, и расчесала свои мягкие светлые волосы, пышно обрамлявшие ее хорошенькое личико.
Хоппи наблюдала за ней несколько секунд, затем сказала, заглянув в бумаги, которые держала в руках:
— Если я больше не нужна вам, мисс Лунд, то я, пожалуй, поеду узнаю, есть ли новости от Рэндала. Если есть, я вам сразу позвоню.
— Спасибо, но, боюсь, я начинаю утрачивать к Рэндалу интерес, — как можно равнодушнее произнесла Люсиль.
Это было ложью, и обе женщины это знали, но это был фасад, за которым они в этот момент предпочитали спрятаться.
Хоппи взяла такси и поехала по забитым транспортом улицам в квартиру Рэндала на Парк-Лейн.
Машины Рэндала перед входом не было, и Хоппи, сама отправившая водителя сегодня утром в аэропорт, начала волноваться, как мать может волноваться за неразумного сына.
Она-то была уверена, что Рэндал вернется вчера или сегодня. Вот уже больше недели, как все было готово к его приезду. Время шло, первая репетиция новой пьесы приближалась. Хоппи не сомневалась, что может точно назвать день приезда Рэндала.
Портье поднял ее на лифте на последний этаж.
— Мистер Грэй пока не объявился, мисс? — приветливо поинтересовался он.
— Я надеялась услышать от вас, что он приехал, пока меня не было, — ответила Хоппи.
— Нет, он не объявлялся, мисс. Но к нему уже приходили посетители. Мисс Крейк и сейчас там.
— Я рада, что вы мне сообщили, — сказала Хоппи, выходя из лифта, остановившегося на последнем этаже.
Квартира Рэндала была уникальной. Несколько мансард огромного дома на Парк-Лейн были переделаны в одну из самых очаровательных и необычных квартир во всем Лондоне. Окна выходили на Гайд-парк, а еще были балконы, где можно посидеть на солнышке или постоять, любуясь потрясающим видом на парк и дома, уходившие вдаль — туда, где текла извилистая Темза, несущая свои воды к морю.
Кабинет Хоппи был единственным рабочим помещением во всем доме. Рэндал заказал отделку квартиры самому знаменитому молодому декоратору в Лондоне, который настоял на том, чтобы устроить здесь для Рэндала, как он выразился, «правильный фон для его знаменитой пьесы».
Красные гардины и красная бархатная мебель были вызовом традиционным принципам отделки. Фрески, украшавшие одну из стен, были находкой для многочисленных профессиональных сплетников, а еще здесь было несколько образцов мебели XVIII века и несколько картин современных французских художников, радующих глаз тем, кто считал себя ценителями.
Квартира выглядела очень мило, хотя и немного претенциозно. И только большой письменный стол Рэндала вносил драматическую ноту, тем более что Рэндал умудрился наделать трещин почти во всех его ящиках, закрывая их слишком резко, когда бывал раздражен.
