Роберта Джеллис - Гобелены грез
Уже совсем почти стемнело, но дождь моросил по-прежнему: ровно и беспросветно. Времени терять даром не стоило. Хью убедился, что капитаны поняли то, что им предстоит сделать, обсудил с ними еще некоторые детали и вновь повторил сказанное ранее: уж если раскрывать ворота, то только перед норманнскими или французскими баронами, но не перед гэллоуэйскими или пиктскими вождями.
Попрощавшись с капитанами, Хью перешагнул порог караулки и направился к главной башне, повторяя в уме то, что собирался сказать Одрис. Его терзали серьезные сомнения: он не видел жены с тех пор, как она догнала его, чтобы предупредить о том, что Хьюг практически беззащитен, и подсказать уловку со слугами. Что, если он найдет ее полумертвой от страха? Хватит ли у него духу настоять, чтобы она поехала с ним туда, где будет, возможно, еще страшнее?
Хью увидел жену издали, еще до того, как она его заметила. Картина, открывшаяся его глазам, была настолько идиллической, что казалась нелепой: Одрис, сидевшая на высоком помосте в большом резном кресле, качала ногой крохотную колыбельку с Эриком, мягко и ласково напевая, — ни дать, ни взять маленькая девочка, играющая в дочки-матери.
Буря эмоций, захлестнувшая Хью, заставила его остановиться: в нем бушевала внезапно нахлынувшая, лютая ненависть к шотландцам, нарушившим мирную и спокойную жизнь этого прекраснейшего из творений Божьих; огнем жгла болезненно острая любовь к этой прелестнейшей в мире женщине, матери его ребенка — именно острая, потому что Хью чувствовал, как покалывало сердце; мучило непреодолимое страстное желание защитить ее, прикрыть собственным телом от всех напастей. Что-то подсказало ей обернуться. Она увидела мужа, вскочила на ноги и бросилась к нему, громко восклицая:
— Ты жив! Ты жив!
Он нежно обнял ее, задыхаясь от напора чувств, переполнявших его душу и сердце, но, когда она подняла к нему лицо, залитое слезами, ничего не сказал, лишь прижал ее крепче к груди и поцеловал, прочитав в любимых глазах страстную мольбу сделать именно это. В тот момент, когда он разжал объятия и оторвался от ее губ, она уже улыбалась, и глаза ее сияли ровным лучистым светом. Хью помолчал, набираясь решимость сказать то, что вновь нарушит покой и наполнит страхом эти, такие дорогие ему глаза.
— Любовь моя, хоть горцев и нет больше под стенами, оставаться здесь дольше нельзя. У нас слишком мало людей, чтобы удерживать Хьюг. Я вынужден буду отвезти тебя в Джернейв.
Одрис нахмурилась и помрачнела, но ни в голосе ее, ни во взгляде не было страха, когда она ответила:
— Хорошо. Ты прав. В Джернейве мы будем в большей безопасности, чем где бы то ни было. Но послушай, Хью, а что, если и Джернейв осажден шотландцами? И разве по округе не бродят шайки головорезов?
Хью вздохнул.
— Ты настолько умна и проницательна, дорогая, что скрыть от тебя что-либо абсолютно невозможно. Я не хотел говорить тебе об этом, чтобы не нагонять страха прежде времени, но теперь у меня отпала нужда придумывать безобидные причины, чтобы объяснить, почему мы трогаемся в путь ночью и благодарим Господа Бога нашего за проливной дождь.
— Я не боюсь, — покачала головой Одрис. — Как бы беспечно ты ни относился к собственной безопасности, нашими головами — моей и Эрика — рисковать не станешь. Я знаю, оказавшись на перепутье, ты изберешь наиболее надежную тропку — лезть на рожон не станешь.
— Так-то оно так, — согласился Хью, — только вот выбирать нынче приходится между огнем да полымем. — Он поделился с ней своими соображениями, рассказал о заключенном с капитанами соглашении и, помолчав, добавил: — Если Джернейв осажден…
— Давай не будем сейчас думать об этом, дорогой, — перебила его Одрис. — Под Джернейвом есть немало пещер и укромных местечек, где мы сможем отсидеться, пока ты примешь решение, что делать дальше. Если мы должны выезжать немедленно, я должна предупредить леди Мод.
— Это еще кто такая?
Но Хью уже догадался, о ком идет речь, еще до того, как услышал ответ:
— Жена сэра Лайонела. Та леди, с которой ты тут встретился, — Она запнулась, увидев, как помрачнело лицо мужа. — Ты не можешь ее здесь оставить.
— Не могу, — неохотно согласился тот. — Но скажи ей, чтобы не копалась — время дорого.
— Если надо, я готова бросить здесь все наши вещи, уедем налегке. — предложила Одрис.
Хью покачал головой.
— Нет, бери все, что сочтешь нужным. Лошадей у нас больше, чем достаточно, не оставлять же боевых скакунов сэра Лайонела шотландцам. На них поедут латники, а их коней и ту пару кобылиц, что стоит в конюшне, используем в качестве вьючных. — Он вновь крепко прижал ее к себе рукой, которой обнимал за плечи, и нежно поцеловал. — Когда будете готовы, пошли служанку в конюшню, конюх подведет лошадей.
Как ни торопилась Одрис со сборами, они затянулись надолго. Причиной проволочки послужили обстоятельства, связанные некоторым образом с леди Мод. Не то, чтобы она билась в истерике или каким-то образом выражала нежелание расстаться с насиженным местом: известие о том, что ей придется уехать из замка, леди Мод выслушала очень спокойно, с достоинством, присущим истинной аристократке. Жизнь в Хьюге, стоявшем в отличие от Ратссона на перепутье многих дорог, кое-чему, судя по всему, ее научила, и судьба, вероятно, не раз заставляла ее искать спасения за пределами поместья или во всяком случае быть всегда готовой к этому. Она лишь спросила у Одрис, не будет ли ее супруг — леди Мод тщательно избегала называть Хью по имени — возражать, если она прихватит с собою кое-какие драгоценности и деньги, а также то немногое столовое серебро, которое осталось в замке. Одрис до сих пор еще ни разу не приходилось спасаться от врагов бегством, но она, нимало не раздумывая, немедленно согласилась. Чьим бы ни было добро, о котором шла речь, — Хью или кого-то иного, было бы глупо им разбрасываться, а леди Мод, судя по всему, знала, что делала. Пока леди извлекала из сундуков и укладывала в переметные сумы деньги и ценные вещи, молодая женщина не тратила время понапрасну — мастерила из кожаных туесов и промасленного шелка влагонепроницаемые покровы для Эрика.
По правде говоря, только тогда, когда сборы завершились, и все уже стояли снаружи под навесом у лестницы, наблюдая за тем, как конюхи навьючивали последних лошадей, леди Мод преподнесла-таки сюрприз. Латники подвели лошадей, один из них помог сесть в седло Фрите, Хью подсадил Одрис и повернулся к леди.
— Я не умею ездить в седле, — пролепетала она, отшатнувшись. — Зачем вам такая обуза? Предоставьте меня моей судьбе.
У Хью отвисла от изумления челюсть, затем он, спохватившись, захлопнул рот и скрипнул зубами. Крутанувшись на пятках, молодой рыцарь сердито посмотрел на Одрис, склонившую к нему покрытую капюшоном голову. Он не мог видеть ее лица, но догадываясь о его выражении, которое увидел бы, будь посветлее, горестно вздохнул.
