Луиза Мишель - Нищета. Часть первая
Таким образом, старому скептику пришлось пережить немало огорчений. Он убедился, что гораздо легче причинять людям зло, нежели творить добро. От постоянных разочарований и душевной усталости он сделался мизантропом, и если бы родственнице удалось втереться к нему в доверие, он действительно мог бы завещать ей все свои богатства.
Бланш освежила лицо холодной водой, тщательно оделась и велела передать г-же Руссеран, что просит отпустить ее на все утро по чрезвычайно важному делу. Агата, всегда предпочитавшая сама заниматься с дочерью, охотно удовлетворила желание гувернантки, которая более, чем когда-либо, внушала ей недоверие и даже отвращение.
Сен-Сирг после приезда в Париж плохо себя чувствовал и не выходил из дому; зато от визитеров не было отбоя. Миллионы богача, его преклонные лета, чудаковатый характер и разрыв с Гаспаром возбудили у большинства знавших его людей корыстолюбивые мечты. О его приезде в первую очередь прослышали благодаря вестям с родины жившие в Париже овернцы, и множество их, без различия занятий и возраста, потянулись в отель «Клермон». Среди них были и виноторговцы, жаловавшиеся на плохие дела — хоть топись! — и мелкие лавочники, которым, по их словам, угрожало разорение; приказчики, оставшиеся без работы; привратники, потерявшие место; обедневшие дворяне; нуждающиеся студенты; изобретатели, грозившие самоубийством, если им не дадут денег, чтобы выхлопотать патент, сулящий обогащение. Кроме бедняков — им Сен-Сирг охотно помогал, — приходили честолюбцы, интриганы, аферисты, мечтавшие основать банк, газету, предлагающие проекты эксплуатации и рудников и заморских владений, проекты, которые, по их словам, должны были удвоить миллионы Сен-Сирга и довести его состояние до головокружительных размеров.
Лукавого старика забавляла эта вереница алчущих; если б он удовлетворил хотя бы двадцатую часть их просьб, сундуки его опустели бы быстрее, чем за один день. Сен-Сирг каждому обещал рассмотреть его проект и вежливо выпроваживал. Тем не менее приемная богача была всегда набита до отказа. Бесчисленное количество кузенов и родственников сменяло друг друга и толпилось в часы приема в апартаментах, которые Сен-Сирг занимал в нижнем этаже отеля.
Отсутствие Бланш среди всех этих просителей производило на старика самое выгодное для нее впечатление. Чем дольше она не являлась, тем больше хотелось Сен-Сиргу увидеть молоденькую родственницу (на сей раз настоящую), о которой прекрасно отзывались все его близкие знакомые аристократы. Некоторые вдовушки, пытаясь очернить Бланш в глазах богатого кузена, тем самым оказывали ей невольную услугу.
Накануне встречи с Бланш, в то время как она при мягком затененном свете алебастровой лампы жадно искала в рукописи бывшего учителя указания, которые пролили бы свет на характер Сен-Сирга и помогли бы ей в погоне за миллионами, старик, сидя в мягком кресле, отдыхал от потока посетителей, осаждавших его весь день. Приемные часы окончились, и он задумчиво перебирал в уме всевозможные способы использования своих несметных богатств. Его тяготила ответственность, и он чувствовал, что скоро должен будет сложить с себя это бремя. Порою он испытывал безмерную усталость — члены его словно наливались свинцом. Это оцепенение, несмотря на прежнюю ясность ума, предвещало близость смерти, которая могла застать его врасплох раньше, чем он успеет привести в порядок свои дела. О, почему Гаспар был так упрям?
Принесли визитную карточку с загнутым уголком, на которой под графской короной стояло: «Виконт Николя Гонтран д’Эспайяк», а внизу было приписано карандашом: «желает засвидетельствовать свое почтение графу де Сен-Сиргу, другу своего отца».
Д’Эспайяк, сверстник Сен-Сирга, его школьный товарищ, такой веселый, жизнерадостный, чистосердечный… Каким он был славным малым, невзирая на бедность! Сколько прогулок совершили они вдоль берегов Сены! Старик сразу оживился; видения юности встали перед ним.
— Сын моего старого друга д’Эспайяка? Пусть войдет! Если фортуна ему не благоприятствовала, то он пришел вовремя, слава богу! Кажется, герцог де… говорил мне как-то, что у д’Эспайяка есть сын, желающий стать дипломатом. Он просил помочь юноше: ведь бедняга гасконец так и остался нищим, и его сын весьма нуждается в поддержке…
Вошел молодой человек элегантной наружности. Он держался скромно, но непринужденно, как подобает хорошо воспитанному дворянину. В руке у него была шляпа, обвитая крепом.
После взаимных приветствий, когда посетитель сел, Сен-Сирг, волнуясь, спросил:
— По кому вы носите траур?
— По отцу. Увы, я потерял его месяц назад, — ответил молодой человек. Его голос дрогнул; он опустил глаза, словно пытаясь скрыть набежавшую слезу.
Сен-Сирг был растроган столь глубокой сыновней скорбью, и с грустью подумал, что у него не останется никого, кто испытал бы такие же чувства, когда он умрет. Его образ не сохранится ни в чьем сердце…
Они поговорили о покойном, и миллионер убедился, что сына его старого товарища привели к нему не корысть, а благое намерение почтить память отца. Вопреки тому, что говорил герцог де…, д’Эспайяки разбогатели, унаследовав несколько поместий, и Гонтран имел порядочный доход. У него было даже больше, чем нужно, чтобы жить по-барски, так как он не отличался честолюбивыми стремлениями и не собирался жениться. Это удивило старика, и он осведомился о причине такой странности. Разве вступление в брак и продолжение рода не является прямою обязанностью всех честных людей, здоровых телом и духом?
Молодой человек выразительно вздохнул, дав понять, что в глубине его сердца таится горькая страсть, обрекающая человека на вечное одиночество…
Сен-Сирг сочувствовал переживаниям виконта, ибо сам когда-то испытывал нечто подобное. Ободренный симпатией, светившейся во взгляде старика, д’Эспайяк рассказал, что, приехав в Париж, горячо влюбился в одну знатную но небогатую девушку. Яркими красками виконт обрисовал ее достоинства: ум, красоту. Каких только добродетелей у нее не было! А сколько обаяния! Как счастлив будет тот, кто станет обладателем такого сокровища! Брат-кутила промотал все ее приданое; но, щедрая и великодушная до святости, она не сердилась на него и, блестяще выдержав экзамен на учительницу, стала давать уроки и помогать брату как материально, так и морально. Она оказывала на него самое благотворное влияние и содействовала его возвращению на стезю добродетели…
— Не девушка, а жемчужина! — воскликнул Сен-Сирг. — Мне понятно ваше отчаяние, если непреодолимые препятствия помешали вам жениться на ней.
