Лора Бекитт - Исповедь послушницы (сборник)
«Зато она скопила немало деньжат», – мысленно услышала Катарина голос своего отца.
Она не испытала радости, узнав о наследстве. Ничто не заменит живого человека: ни деньги, ни вещи, ни воспоминания.
Во время поездки в Мадрид Катарина окончательно утратила жар души: ее больше не посещали приливы веры в невозможное, в то, что ее ждет пусть мимолетная, пусть последняя встреча с Рамоном.
Они приехали во Фландрию, в Гент, и Катарина отыскала дом Эрнана с серым фасадом и выкрашенными в серебристый цвет ставнями. Дом стоял в окружении небольшого садика, возле крыльца был разбит цветник. Два маленьких черноголовых мальчика играли во дворе с собакой. Катарину кольнула мысль, что это могут быть сыновья Эрнана. Она попросила их позвать кого-нибудь из взрослых, и они побежали в дом.
На крыльцо вышла женщина в простом темном платье и белоснежном накрахмаленном чепце, какие обычно носят замужние голландки. У нее были прозрачные, как вода, глаза и приятное, тонко очерченное лицо. Увидев Катарину и девочек, она негромко ахнула и густо покраснела. Катарина узнала Инес.
Сладкий трепет охватил Катарину, когда она крепко обняла свою подругу. Приоткрылась хотя бы одна дверь в неизвестное!
Инес пригласила их войти в дом. Там было чисто убрано, но Катарина не увидела ни ковров, ни балдахинов, ни резной мебели, ни серебра.
Инес предложила сесть. Катарина заметила колыбель, в которой спал еще один ребенок.
– Как ты живешь? – спросила Катарина, чтобы начать разговор.
Инес смущенно улыбнулась.
– Я хотела тебе написать, но так и не решилась.
– Давно вы в Генте?
– Почти десять лет. Сначала переезжали с места на место, но потом пришлось остановиться, потому что я ждала ребенка. Мы остались во Фландрии.
– У тебя трое детей?
– Да. Два мальчика и девочка.
Катарина задала неизбежный вопрос:
– Где Эрнан?
Инес снова залилась краской, и Катарина заметила, что у нее тот же чистый и безмятежный, как в юности, взгляд.
– Он скоро придет. Мы жили очень бедно, пока Эрнан не занялся отделкой сукна. Теперь у него своя мастерская.
Катарине стало стыдно за свое розовато-лиловое платье из тафты работы знаменитых бургундских мастеров и за шелковые наряды дочерей.
Женщина знала, что Фландрия славится изготовлением тонких, окрашенных в яркие тона сукон, которые затем вывозились во все страны света.
– Я искренне желаю, чтобы Эрнану сопутствовала удача. Если ты счастлива, Инес, то я за тебя рада, – просто сказала она.
В глазах Инес блеснули слезы, и она осмелилась спросить:
– Как поживает аббат Монкада?
Катарина печально вздохнула.
– Я бы тоже хотела это знать.
Инес накрыла на стол. После обеда уставшие с дороги девочки пожелали вздремнуть, а подруги проговорили до вечера.
– Эрнан тоже ничего не знает, – уверенно произнесла Инес, – и его мать не знала. Она не получала от Рамона никаких вестей.
К вечеру, когда Исабель и Лусия проснулись, пришел Эрнан. Катарина с прежней силой ощутила боль и стыд. Подавив изумление, Эрнан бросил быстрый взгляд на Исабель и Лусию, поздоровался и слегка поклонился.
Катарина рассказала, зачем они ездили в Испанию, и тогда Эрнан сказал:
– Я навещал сеньору Хинесу, и эта встреча была нелегкой. Когда я появился на пороге, она закричала: «Ты же умер, Луис! Значит, ты пришел за мной!» Я с трудом ее успокоил. Прошло немало времени, прежде чем мы смогли нормально поговорить. Я рассказал ей, как плохо мне было без матери, и, когда сеньора Хинеса сказала: «Рамон никогда не говорил мне таких слов», я понял, что она признала меня. Она была очень плоха и вскоре умерла. Перед кончиной на нее нашло озарение, и она сказала, что изменит завещание. – Он пристально посмотрел на Катарину и добавил: – Я прекрасно понимал, кем был для нее Рамон, а кем – я, потому убедил матушку оставить имущество твоим дочерям.
Позднее, когда Катарина и Эрнан вышли на крыльцо вдвоем (Инес сделала вид, что не заметила этого), женщина промолвила:
– Ты можешь сомневаться сколько угодно, Эрнан, но Лусия – твоя дочь.
Его глаза блеснули, и он глухо произнес:
– Тогда мне… жаль, что я…
Эрнан осекся на полуслове, но Катарина поняла, что он хотел сказать. Было прохладно, и она обняла руками озябшие плечи.
– Вряд ли возможно что-то исправить. Я рада, что ты сумел сделать Инес счастливой. Еще мне хочется знать: ты до сих пор ненавидишь Рамона?
Он покачал головой.
– Нет. Время помогло мне понять, что значат родственные узы. Если ты когда-нибудь его отыщешь, пусть приезжает, я не против с ним встретиться.
В тот вечер Эрнан долго смотрел на Лусию, но так и не сказал ей ни слова.
Катарина не видела смысла задерживаться в Генте. Она сердечно простилась с Инес, взяв с подруги обещание писать, и они с Исабель и Лусией отправились в путь.
Катарина говорила себе, что придется смириться с потерей. Любая другая женщина, обладающая здравым смыслом, давно оставила бы надежды. Если даже Рамон жив, для нее он умер, она никогда его не увидит и ничего о нем не узнает.
Глава X
Через год Катарина получила от Инес приглашение пожаловать на крестины ее новорожденного сына. Женщина сочла это хорошим знаком и собралась в дорогу. На сей раз она решила поехать одна, без дочерей.
Вопреки обыкновению Катарине удалось вздремнуть в экипаже, и она проснулась в хорошем настроении, возможно, оттого что ей приснился удивительный, чудесный сон. Какое-то загадочное, похожее на лань животное со сверкающей серебристой шерстью бежало следом за ней по дороге. Когда женщина останавливалась, оно тоже замедляло бег и не манило, не звало, а просто смотрело своими большими, непроницаемо-темными, не человеческими, а какими-то неземными глазами. Катарина так и не поняла, что оно хотело ей сказать.
Они остановились возле какой-то деревни, и женщина вышла из экипажа. Кругом расстилался ковер сочной зеленой травы, в которой мелькали венчики хрупких цветков; совсем близко шелестел лес. Катарине нестерпимо захотелось выпить парного молока и съесть свежего хлеба. Она направилась в деревню и по дороге никак не могла отделаться от воспоминаний о недавнем сне.
Катарина подошла к ближайшим домам и внезапно увидела церковь, стоявшую на небольшом холме. Это зрелище настолько поразило ее, что она застыла как вкопанная. Над церковью плыли большие летние облака, ее кровля сияла серебром, как шерсть диковинного животного из чудесного сна Катарины. Изящное строение словно плескалось в пронзительной синеве небес, как хрупкая лилия – в глади чудесного озера. Вокруг простирались сады; окутанные нежной кружевной зеленью тяжелые ветви яблонь и вишен свисали почти до земли.
