Кэтлин Вудивисс - Волк и голубка
Тревога с новой силой охватывала его при мысли о том, что ребенок родится смуглым и темноволосым. Муки становились невыносимыми. Сердце ныло, стоило лишь вообразить, что красавица Эйслинн родит ребенка Рагнора.
Но тут Вулфгар вспомнил, сколько женщин умирает в родах. Как будет торжествовать Рагнор, если его дитя навсегда унесет Эйслинн из этого мира. Но вдруг именно плод семени Вулфгара отнимет ее жизнь! Станет ли ему от этого легче?
Вулфгар попытался представить, как будет жить без нее после нескольких месяцев безоблачного счастья, но свет внезапно померк у него в глазах, будто черные тучи застлали небо, и в комнате стало невозможно дышать. Теряя рассудок от страха, он позорно сбежал.
Гунн испуганно встрепенулся при появлении хозяина. Тот поспешно оседлал его и помчался прочь по холмам и полям. Он ни разу не натянул поводьев, пока ветер не развеял его мрачные думы. Наконец конь и всадник остановились на невысоком холме, рядом с возвышением, на котором строился замок. Пока Гунн старался отдышаться, Вулфгар глядел на каменные стены, с каждым днем поднимавшиеся все выше. Он был поражен стремлением людей поскорее закончить работу. Они не жаловались и часто перед уходом домой старались притащить побольше камней для стройки. Но он возводил замок для их и своей защиты и понимал опасения горожан после учиненной Рагнором бойни. Все они были исполнены решимости никогда больше не допустить повторения кровавой расправы.
Вулфгар продолжал оглядывать твердыню, где когда-нибудь будут жить они с Эйслинн. Сам замок строился не так быстро, как стены, но со временем здесь встанет неприступная крепость, которую не, сможет взять ни один враг. Кроме смерти…
Вулфгар отвернулся, понимая, что без Эйслинн жизнь никогда не будет столь полной и счастливой. Черные мысли снова начали одолевать его, и Вулфгар, развернув Гунна, поехал к границе своих земель.
Его земли!
Слова звоном отдавались в голове. Если Эйслинн уйдет, у него по крайней мере останется хоть это.
Вулфгар вспомнил седого старого рыцаря, похороненного под деревом. Наверное, Эрланд понял бы его. Вот она, его земля. Здесь он умрет, и люди выроют рядом с первой могилой вторую. Возможно, и его убьет какой-нибудь могущественный лорд, но Вулфгар навсегда останется здесь. Больше никаких скитаний. Пусть Эйслинн даст ему сына или дочь, и не важно, кто отец. Он признает ребенка своим или, если все пойдет прахом, ляжет с ними под дубом на холме.
Странное ощущение покоя охватило Вулфгара, он словно примирился с судьбой и покорно ждал, что она принесет ему.
Гунн замедлил шаг, и его хозяин увидел, что перед ними расстилается Даркенуолд. Остановившись у могилы Эрланда, Вулфгар спешился, присел на корточки и присмотрелся к деревне. Тьма распростерла над ним черные крылья, но Вулфгар не двигался с места, наблюдая, как постепенно затихает людская суета.
— Все они, — вздохнул он, — обратятся ко мне за помощью в случае беды. — И, задумчиво посмотрев на могилу, прошептал: — Я знаю, о чем ты думаешь, старик. И понимаю, что творилось у тебя в голове, когда ты бросился на Рагнора. Я поступил бы точно так же.
Сорвав полевой цветок, он положил его рядом с принесенными накануне Эйслинн.
— Покойся с миром, старик. Я сделаю все, что могу, для них и Эйслинн. И если Господь повелит, ты услышишь топот ножонок своих внуков, а когда я лягу рядом, мы возьмемся за руки, как истинные друзья.
Он еще немного подождал, боясь спуститься и встретить вопросительные взгляды крестьян. Звезды высыпали на небе, и видя, как хлопочут люди возле дома, Вулфгар понял, что ребенок еще не родился. Рассвет застал его у могилы, и лишь пронзительный крик заставил рыцаря встрепенуться.
Волосы Вулфгара поднялись дыбом, на лбу выступил холодный пот. Неужели это кричала Эйслинн? О Боже, слишком поздно выпало ему узнать, что такое женская нежность. Что, если жестокий рок отнимет ее у него?
Мгновения тянулись нестерпимо медленно, пока Вулфгар не услышал громкий требовательный плач ребенка.
Однако он продолжал выжидать, пока из лачуги в лачугу передавались новости. Наконец из дверей вышла Майда, прокралась к себе, и в доме погасли огни.
Вулфгар поднялся, повел уставшего жеребца к конюшне, расседлал и накормил и только потом прошел через опустевший зал и поднялся в спальню. Неслышно открыв дверь, он увидел сидевшую перед очагом Мидерд с ребенком на руках. На кровати неподвижно лежала Эйслинн. Только грудь мерно поднималась и опускалась. Спит!
Вулфгар благодарно улыбнулся и подошел к Мидерд. Та развернула малыша. Это оказался мальчик, сморщенный, больше похожий на старика. На макушке краснела ярко-рыжая прядь. Значит, загадка по-прежнему не решена. Но по крайней мере волосы не черные, и то хорошо!
Он подошел к постели и долго смотрел на Эйслинн, пытаясь разглядеть ее лицо. Только нагнувшись ниже, Вулфгар понял, что ее глаза открыты и она пристально наблюдает за ним. Он осторожно сел рядом. Жена сжала обеими руками его ладонь, и в это мгновение он подумал, что никогда не видел такого теплого нежного взгляда. Густые волосы вились в великолепном беспорядке по плечам и груди. В уголках губ чуть играла улыбка, и хотя лицо казалось бледным и осунувшимся, в его чертах светилась спокойная сила, разбудившая в Вулфгаре неукротимую гордость. Да, эта женщина достойна стоять рядом с настоящим мужчиной и смело принимать все, что дарует судьба.
Он бережно поцеловал жену, словно моля о прощении, и уже хотел сказать что-то, но Эйслинн вздохнула, закрыла глаза, и лицо осветилось мирной счастливой улыбкой. Вулфгар затаил дыхание, а Эйслинн крепко заснула. Она ждала только его, и теперь усталость окончательно одолела ее.
Вулфгар еще раз прижался губами к ее губам и, выйдя, направился в конюшню, где устроил постель из сладко пахнувшего сена. Гунн фыркнул, недовольный вторжением, но Вулфгар велел ему замолчать.
— Это только на одну ночь, — заверил он и тут же уснул.
Глава 23
Мальчика назвали Брайсом, и радость Эйслинн не знала границ. Веселый резвый малыш плакал, лишь когда хотел есть, но стоило приложить его к груди, как негодующие крики сменялись удовлетворенным посапыванием. Вулфгар по-прежнему не мог разрешить свои сомнения, поскольку волосы Брайса быстро превратились из красных в медно-золотистые, а с маленького личика сияли синие глаза.
Майда присутствовала при родах, и первые недели не подходила к внуку, но как только малыша вносили в зал, старуха маячила поблизости и не отрывала взгляда от игравшего на волчьих шкурах ребенка. В такие моменты Майда становилась задумчивой и, казалось, уносилась мыслями в далекое прошлое, когда ее маленькая дочь резвилась на одеялах в этом же зале. Она невольно вспоминала счастливые мгновения, любовь и радость, и Эйслинн надеялась, что разум матери вернется, а зло со временем поблекнет в памяти.
