Кэтлин Вудивисс - Волк и голубка
Эйслинн распахнула дверь хижины, но дорогу преградила Хейлан. Вдова размахивала побегом омелы — таким способом было принято отпугивать ведьм. Но Эйслинн, не останавливаясь, оттолкнула ее и поспешила к мальчику. Хейлан, с трудом сохранив равновесие, попыталась вмешаться, но подоспевший Суэйн снова отшвырнул ее. На сей раз она рухнула на пол, оше-ломленно оглядываясь. В это время Эйслинн схватила небольшой котелок и, зачерпнув из очага горящих углей, поставила возле постели и поместила в него котелок с водой поменьше. Как только вода закипела, она вынула из кармана сушеные травы, растерла в руках и бросила в котелок, куда плеснула к тому же из кувшинчика густой белой жидкости. Комната медленно наполнилась тяжелым пряным запахом, евшим глаза и бьющим в нос. Потом она размешала мед и несколько щепоток желтого порошка, добавила немного смеси из котелка и, подняв голову мальчика, влила снадобье ему в рот и растирала горло, пока он все не проглотил. Эйслинн осторожно положила его на кровать, намочила тряпку в холодной воде и вытерла горящий лоб.
Так продолжалось всю ночь. Когда Майлс горел в жару, Эйслинн обтирала его влажной тряпкой, как только он начинал задыхаться, смазывала оставшимся в котелке зельем грудь и горло. Время от времени она брала ложку и капала ему в рот лекарство. Изредка ей удавалось подремать, но с каждым движением или стоном больного Эйслинн просыпалась.
На рассвете Майлс снова начал дрожать. Эйслинн навалила на него все одеяла и шкуры, которые нашлись в доме, и попросила Суэйна подкинуть дров в очаг. Стало так жарко, что все вспотели; мальчик тоже раскраснелся, но по-прежнему так сильно трясся в ознобе, что едва мог дышать.
Хейлан все это время не двинулась с места и бормотала молитвы. Эйслинн присоединилась к ней, прося Создателя смилостивиться и пощадить малыша. Прошел еще час. Солнце уже поднялось. Но в тесном домике ничего не изменилось.
Неожиданно Эйслинн смолкла и уставилась на Майлса. На его верхней губе и лбу выступили капельки пота. Грудь вмиг повлажнела, и вскоре пот уже лил с него ручьями. Озноб прекратился. Дыхание все еще оставалось прерывистым, но с каждой минутой становилось ровнее. Цвет лица тоже стал нормальным, и впервые с той минуты, как Эйслинн переступила порог хижины, мальчик спокойно заснул.
Эйслинн со вздохом поднялась, потирая занемевшую поясницу, собрала свои лекарства и травы и встала перед Хейлан, смотревшей на нее покрасневшими глазами. Женщина судорожно всхлипывала.
— Твой Майлс скоро выздоровеет, — пробормотала Эйслинн. — Теперь я пойду к своему сыну, его давно пора кормить.
Она направилась к двери и устало прикрыла рукой глаза от беспощадно яркого солнца. Суэйн взял ее за руку и проводил к дому. По дороге оба молчали, но Эйслинн почему-то ощущала, что нашла истинного друга в этом огромном норвежце. Войдя в спальню, она отметила, что Вулфгар и Брайс все еще мирно спят, прижавшись друг к другу. Пальчики малыша запутались в волосах Вулфгара, и крошечные ножки лежали на мускулистой руке. Эйслинн сбросила одежду и, оставив ее на полу, осторожно подняла малыша.
Вулфгар немедленно открыл глаза, но, увидев улыбающуюся жену, мгновенно успокоился и заснул.
Лишь неделю спустя Хейлан приблизилась к Эйслинн, сидевшей с ребенком в опустевшем зале. Все было тихо, мужчины давно ушли по делам, и в зале остались одни женщины.
— Госпожа… — нерешительно начала Хейлан. Эйслинн подняла глаза.
— Госпожа… — повторила Хейлан и, набрав побольше воздуха, пробормотала: — Я была к вам несправедлива. Верила чужим злобным словам до такой степени, что считала вас ведьмой и пыталась отнять мужа. — Она осеклась, в ужасе ломая руки. На глазах выступили слезы. — Как мне заслужить ваше прощение? Только вы способны понять всю меру моей глупости! Умоляю вас не гневаться. Я обязана вам жизнью сына и никогда не смогу отплатить за вашу доброту.
Эйслинн протянула руку и, мягко улыбнувшись, усадила вдову рядом с собой.
— Но, Хейлан, мне нечего тебе прощать. Ты не причинила мне никакого зла, — утешила она. — Не бойся, я не стану мстить, потому что знаю, не столько ты виновата во всем, сколько другие. Поэтому будем друзьями и не станем вспоминать прошлое.
Вдова облегченно улыбнулась, восхищаясь пухлым малышом, жадно сосавшим грудь матери, и уже хотела рассказать, каким был Майлс в его возрасте, но в это время в зале появился Вулфгар, задыхавшийся от слишком быстрой езды. Хейлан поднялась и отошла. Вулфгар шагнул к Эйслинн, нерешительно оглядываясь на вдову.
— Все ли хорошо, любовь моя?
Увидев, как он встревожился, Эйслинн весело рассмеялась:
— Конечно, Вулфгар. Все в порядке. Почему ты так взволнован?
Муж устроился рядом и поставил ноги на низкую скамеечку.
— В этом зале частенько звучат недобрые слова, — вздохнул он, потирая щеку. — Гвинет не желает ценить нашу доброту и вечно ищет способа затеять ссору. Никак не пойму, почему она так ненавидит нас, держится в стороне, отвергает предложенную дружбу и бесконечно дуется в своей комнате. Отчего она так поступает? Сумей Гвинет стать помягче, и мы с радостью бы приняли ее.
Эйслинн улыбнулась и любящим взглядом окинула мужа:
— Ты сегодня задумчив, господин. Нечасто тебя посещает настроение докопаться, что на уме у женщины.
Вулфгар повернулся к ней и, нежно улыбнувшись, признался:
— Кажется, я начинаю понимать, что девушка — это не только розовые груди и крутые бедра.
В серых глазах постепенно разгоралось пламя страсти. Вулфгар наклонился поближе к жене, дерзко положив руку ей на колено.
— Но все-таки больше всего наслаждения я получаю не от ума женщины, а от ее тела, и честно в этом признаюсь.
Эйслинн в восторге засмеялась, но тут же задохнулась — теплые губы прижались к ее шее, посылая по телу огненные молнии.
— Малыш… — только и успела прошептать Эйслинн, но он закрыл ей рот поцелуем, и она, мгновенно ослабев, не смогла сопротивляться.
Шум за дверями заставил их поспешно отпрянуть друг от друга, и Эйслинн, покраснев, поднялась, чтобы положить спящего сына в колыбель. Вулфгар вскочил и протянул руки к огню, делая вид, что замерз. Появился Болсгар с перекинутым через плечо мешком перепелок для завтрашнего пира. Сердечно поздоровавшись с ними, он отправился отдать птиц Хейлан. Вулфгар нахмурился, раздраженный неуместным вмешательством. По его мнению, последнее время Эйслинн постоянно отвлекали, мешая им остаться наедине. Он выждал положенное время после рождения ребенка, не собираясь без нужды торопить ее, но теперь, казалось, все ополчились против него. Если ребенок не закатывался плачем, требуя еды, то уж наверняка появлялся какой-нибудь крепостной или крестьянин, нуждавшийся в лечении или просивший совета господина. Как только наступал подходящий момент и они оставались одни в спальне, Вулфгар видел устало опущенные плечи жены и понимал, что должен дать ей немного отдохнуть.
