Марианна. Книги 1-6 - Жюльетта Бенцони
Глава V. ТАКОЕ КОРОТКОЕ СЧАСТЬЕ
Большой Трианон, отделанный розовым мрамором и хрусталем, переливающийся всеми цветами радуги, как гигантский мыльный пузырь, спрятавшийся среди вековых деревьев; нереальный и великолепный, словно сказочный корабль, пришвартовавшийся на краю неба, укутался в последние ночные часы мягким снежным покрывалом. Для Марианны он был воплощением, больше чем строгая роскошь Тюильри или очарование чуть легкомысленного Бютара, идеальной обители, прежде чем стать в дальнейшем символом утраченного рая.
Однако ей скоро пришлось узнать, каким странным образом Наполеон понимал то, что он назвал каникулами, ибо когда лучи холодного зимнего солнца озарили окна императорской спальни, выходившей на восток, как и другие помещения, занимаемые Императором во дворце, она заметила, что осталась одна в большой кровати, а Наполеона нигде не видно. В камине весело потрескивали дрова, кружева утреннего капота вспенились на спинке кресла, но никого не было.
Опасаясь появления Констана или другого слуги, Марианна поспешила снова надеть ночную рубашку, принадлежавшую сестре Императора, Полине Боргезе, которая часто жила в Малом Трианоне, совсем рядом, рубашку, впрочем, почти не потребовавшуюся накануне. Затем она набросила на себя капот, сунула ноги в розовые бархатные шлепанцы и, отбросив на спину тяжелую массу темных волос, с детской радостью подбежала к окну. В ее честь парк оделся в белоснежное великолепие, замкнувшее дворец в ларце безмолвия. Словно само небо захотело отделить Трианон от остального мира и задержать в золоченых решетках парка гигантскую машину Императора.
«Мне одной! — подумала она радостно. — Он будет принадлежать мне одной все восемь дней!»
Решив, что он, может быть, занят туалетом, она поспешила к ванной комнате. Как раз в этот момент оттуда вышел с привычной безмятежной улыбкой Констан и учтиво поклонился.
— Что желает мадемуазель?
— Где Император? Он уже одевается?
Констан улыбнулся еще шире, вынул из жилетного кармана большие часы с эмалью и установил:
— Скоро девять часов, мадемуазель. Император работает уже больше часа.
— Работает? Но я думала…
— Что он здесь на отдыхе? Конечно, но мадемуазель еще не знает, как отдыхает Император. Попросту говоря, он работает немного меньше. Разве мадемуазель никогда не слышала от него любимое выражение: «Я рожден и создан для труда?..»
— Нет, — в замешательстве сказала Марианна. — Но тогда чем должна заниматься я в это время?
— Завтрак будет сервирован в десять. У мадемуазель достаточно времени приготовиться. Наконец, Император имеет привычку оставлять некоторое время на то, что он называет «переменка». Тогда он обычно гуляет. Потом он снова запирается в своем кабинете до шести часов. После чего обед, и вечером бывают различные занятия.
— Боже мой! — промолвила пораженная Марианна. — Но это ужасно!
— Да, действительно, вынести это нелегко. Но, может быть, ради мадемуазель Император внесет некоторые изменения в распорядок дня. Должен добавить, что обычно по вторникам и пятницам Его Величество председательствует в Государственном Совете, однако сегодня среда и мы, слава богу, в Трианоне!
— И выпал глубокий снег, а Париж далеко! — воскликнула Марианна с пылкостью, заставившей заблестеть глаза верного слуги. — Я надеюсь, что Государственный Совет потерпит до следующей пятницы.
— Будем надеяться! В любом случае, пусть мадемуазель не волнуется. Император не допустит, чтобы она скучала во время пребывания здесь.
В самом деле, это было одновременно чудесно, мучительно, бессмысленно, душераздирающе и невероятно возбуждающе для существа, подобного Марианне, в которой бурлили лее силы молодости. Для нее открывался Наполеон в его реальности, к тому же повседневная жизнь рядом с ним была достаточно необыкновенным приключением, даже когда протокол и этикет действовали в полную силу. Так, например, первая же трапеза вдвоем с ним стала для нее ошеломляющим откровением.
Она не совсем хорошо поняла, почему Констан, открывая перед нею дверь столовой, прошептал:
— Когда мадемуазель сядет за стол, пусть она не тратит время на созерцание Его Величества, особенно, если она чувствует голод, в противном случае она рискует встать из-за стола, так ничего и не проглотив.
Но, когда они уселись друг против друга за большой стол красного дерева, сервированный синим севрским фарфором, граненым хрусталем и вермелем, и Наполеон с такой яростью, словно дело шло об английском редуте, атаковал еду, Марианна буквально оцепенела. Сначала он набросился на превосходный сыр бри и моментально съел большой ломоть, затем на любимую им запеканку по-милански, перешел миндальный крем и закончил крылышком цыпленка а ля Маренко. Все это, плюс два бокала шамбертена, заняло около пяти минут, причем сопровождалось летевшими во все стороны брызгами и объедками, что неизбежно при таком темпе. Но едва Марианна, которая была вне себя от ужаса, увидев, как он схватил цыпленка руками, полагая, что при французам Дворе принято, как в Китае, есть плотные кушанья в конце, на всякий случай попробовала миндальный крем, как Наполеон вытер губы, бросил салфетку на стол и воскликнул:
— Как? Ты еще не кончила? Какая же ты копуша! Ну-ка пойдем быстрей, сейчас подадут кофе.
Хотя у Марианны и подвело животик, она вынуждена былa последовать за ним, в то время как Дюма, метрдотель, — привыкший за долгое время к императорской гастрономической акробатике, — постарался спрятать улыбку. Кофе, очень крепкий и горячий, огненным шаром прокатился по горлу Марианны, но этот героический поступок стоил сияющей улыбки Наполеона.
— Браво! Я тоже люблю очень горячий кофе! — сказал он, взяв за руку молодую женщину. -
Теперь поищи пальто и выйдем. Нельзя не воспользоваться такой чудесной погодой.
В своей комнате она нашла Констана, который с невозмутимым видом подал ей подбитое белкой пальто, шапочку и муфту из такого же меха, заимствованные из гардероба княгини Боргезе, а также сапожки для снега. Помогая молодой женщине надеть душегрейку, Констан прошептал:
— Я же предупреждал мадемуазель. Но не переживайте. Когда Император вернется в рабочий кабинет, я подам вам сюда что-нибудь солидное, потому что за обедом будет то же, что и за завтраком, и мадемуазель вполне может умереть от голода.
— И это всегда так? — вздохнула Марианна, с невольным восхищением представив себе грациозную Жозефину, которая долгие годы вынуждена была терпеть подобную жизнь.
Затем, спрятав руки в муфту, она добавила, изменив тон:
— Кстати, Констан, что скажет сестра Императора, если узнает, что я ношу ее одежду?
— Да ничего. Ее Светлость это ничуть не беспокоит. У нее столько платьев, пальто и всякой другой одежды, что она толком и не знает, что именно ей принадлежит. Император не без оснований прозвал ее Богоматерь Безделушек. Так что можете судить сами! А теперь
