Роузи Томас - Кашемировая шаль
— Вот видите, я права. Но почему мы говорим о делах давно минувших дней? Давайте поговорим о молодых, о нашем будущем. Бруно, ты не возражаешь, если я покажу твоей подруге фотографии моих внуков?
— Отличная идея. Я тоже хочу посмотреть на них, — ответил он.
Бруно продолжал смотреть на Меир. Ей стало жарко в заставленной мебелью комнате. Бруно не должен был ничего заподозрить. Может, он решил, что она специально заманила его в Индию, чтобы добиться его расположения? Какая глупость! Она сама минуту назад осознала, какие чувства к нему испытывает. Захра и Фарида поставили чашки на поднос и убрали с дивана подушки, освобождая место для фотоальбома. Они весело обсуждали, какие фотографии самые лучшие, и сетовали на то, что в квартире уже негде хранить драгоценные альбомы. Фарида убрала шаль в сторону. Меир взяла свою фотографию и прядь волос и незаметно положила их в сумку.
— Видишь, Бруно, это малыш Санджай. Ему шесть лет. Очень умный мальчик. Ему нравится математика. Он лучший в классе.
Захра долго показывала фотографии и рассказывала о детях и внуках, Бруно внимательно слушал и задавал вопросы, Меир сидела рядом и старалась лишний раз не привлекать к себе внимания. После новостей семейства Дасгупта пришло время расспросов о родителях Бруно, соседях и знакомых из Швейцарии. Потом Захра посочувствовала отцу Бруно. Уже давно не было никакой надежды на улучшение. Фарида принесла чай и острые закуски.
Во дворе послышались шаги, открылась дверь, и на пороге появился тучный мужчина в деловом костюме.
— Дилип, ну наконец-то! Поздоровайся с нашими гостями, — сказала Захра.
Мистер Дасгупта был лыс, а кожа у него, как и у его жены, была светлого оттенка. Он поинтересовался новостями из Швейцарии, но все поняли, что его больше интересует ужин. Захра предложила гостям остаться на ужин, но Бруно и Меир вежливо отказались, и на этом их визит завершился. Но у Меир осталось еще одно дело.
— Миссис Дасгупта, — начала она, — можно попросить вас об одолжении?
Очки Захры блеснули на солнце.
— Конечно. Слушаю вас, дорогая.
— Я хочу, чтобы в память о моей бабушке Нерис вы оставили у себя эту шаль. Думаю, бабушка очень хотела найти вас и Фариду и вернуть вам шаль. Несколько месяцев я пыталась узнать историю платка, была в Ладакхе и Шринагаре, даже съездила в Канихаму, чтобы своими глазами увидеть место, где шаль была соткана и вышита. Я думаю, здесь шаль будет ближе к своим истокам, к своей истории.
Фарида просияла. Она умоляюще посмотрела на Захру.
— Моя деревня… Моя семья сделала эту шаль. Столько труда в нее вложено! — Она прижала шаль к груди. — А еще это вещь нашей дорогой мамы Несс.
Мистер Дасгупта надел очки в роговой оправе и поднял к глазам кончик шали.
— Прекрасная работа! Эта шаль должна висеть в музее, — сказал он.
Захра поджала губы:
— Дилип знает, о чем говорит. Он занимается текстилем. Если вы действительно этого хотите, я возьму шаль, хотя она и не имеет ко мне никакого отношения. Спасибо.
— И последнее, — сказала Меир. — Можно сфотографироваться с вами?
Она быстро достала цифровой фотоаппарат и, отдав его Бруно, стала рядом с Захрой и Фаридой. Перед собой они растянули шаль, словно великолепный баннер. Бруно нажал на кнопку.
Мистер Дасгупта вызвался отвезти Бруно и Меир в отель, но они слышать не хотели об этом. В конце концов они вызвали такси.
Через несколько минут за ними приехала большая черная машина с белыми льняными чехлами на сиденьях. Захра и Фарида вышли на крыльцо проводить гостей. Бруно получил новую порцию объятий, Меир расцеловали в щеки. Фарида стояла в теньке с шалью в руках, а Дилип строго инструктировал водителя, как лучше доехать до отеля. Наконец машина тронулась с места, и Бруно вздохнул с облегчением. Захра энергично махала им рукой, пока машина не скрылась за поворотом.
— Мне нужен бокал пива, — простонал Бруно.
Вывеска ближайшего бара заманчиво подмигивала красным и голубым неоном. Внутри на стене висел огромный болливудский постер, многочисленные клиенты, все как один, были в узких джинсах и кричащих японских футболках.
— Ты правильно поступила, — сказал Бруно.
Официант принес напитки. Стаканы вкусно блестели от капелек конденсата. Они чокнулись. Меир и без алкоголя чувствовала себя захмелевшей. Счастье струилось по венам, как лучшее вино.
— О чем ты?
— Ты вернула шаль законной владелице, хотя она и не считает, что шаль должна принадлежать ей. Тебе не жалко?
Меир покачала головой:
— Шаль всегда принадлежала Захре. Я не могла оставить ее себе. Ведь правы мы, а не Захра.
— Да. Но, с научной точки зрения, самая простая теория действительно оказывается верной. Бритва Оккама…
— Ой, да ладно тебе! — рассмеялась Меир.
— Захра придерживается другой версии, и у нее есть полное право выбирать свое прошлое.
— Да. Спасибо, что вовремя остановил меня.
— Ты была в ярости.
Меир прикусила губу, она надеялась, что он не заметил той вспышки гнева.
— Только секунду. Но я довольна, что рассказала ей правду. Жаль, что она не поверила нам.
— Да. Нельзя преднамеренно скрывать правду, но и заставить поверить в нее тоже нельзя. Давай посмотрим, получилась ли фотография.
Они склонились над маленьким экраном фотоаппарата. Меир ощутила тепло его руки. Так вышло, что они тесно прижались друг к другу. Фотография получилась замечательная. Каким-то образом Бруно удалось уловить отзвук той старой фотографии.
— Отлично получилось. Спасибо.
— Завтра я распечатаю ее и возьму с собой.
— Возьмешь с собой? Куда?
— В Шринагар.
— Мы едем в Шринагар? — Меир уставилась на него.
После того как Захра категорически отказалась принять правду, Меир решила, что ехать в Кашмир бесполезно. Она не знала, как сказать Кэролайн, что дочь, которую она ждала всю свою жизнь, здорова, живет в соседнем городе, но не верит, что они родные люди.
— Конечно. Мы должны поставить точку в этой истории. Ты так не считаешь? — Бруно взял ее за руку.
У Меир закружилась голова, она не могла понять, о какой истории он говорит. Она любила его и за то, что он помог ей в поисках, что поехал с ней, но и за многое другое. Она просто любила его. Внезапно она вспомнила Хэтти и Эд.
— Выпьем еще по бокалу? — предложил Бруно.
— Давай.
Шринагар изменился. Дорога от аэропорта была забита транспортом. Поток машин медленно тянулся через многочисленные полицейские и армейские блокпосты. Молодые боевики с автоматами патрулировали улицы и досматривали вещи прохожих. Пахло гарью, атмосфера была напряженной. В городе бросались в глаза остовы разбомбленных зданий, разгромленные базары и следы от автоматных очередей на стенах домов. Куда бы они ни ехали, везде были военные и блокпосты. Меир читала, что в последнее время сепаратисты активизировались в Кашмире, но вместо камней начали использовать автоматическое оружие и готовить боевиков и террористов в специальных лагерях. Против индийской армии велась настоящая война. Люди жили в страхе, предчувствуя скорый экономический коллапс. Ситуацию можно было описать емким словом «истощение». Люди лишились последнего, и у Меир сжималось сердце при мысли о том, чем все это может закончиться. Бруно ничего не говорил, просто смотрел в окно. Меир хотела, чтобы он с первого взгляда влюбился в Кашмир, но вид из окна не сулил ничего хорошего. Она решила защитить Шринагар и указала на многоуровневую черепичную крышу.
