Филиппа Грегори - Колдунья
Она окинула взглядом богатый наряд Элис, красное платье, которое прежде носила Мег, умершая от сифилиса содержанка.
— Да, — быстро отозвалась Элис, подняв на матушку свое бледное личико с остреньким подбородком. — Я соблюдаю часы и молюсь молча, читаю молитвы в уме. Конечно, я не имею возможности молиться вслух и носить то, что пожелаю. Но я соблюдаю пост, когда положено, и у меня нет ничего своего. Ни один мужчина не тронул меня. И я готова слушаться вас во всем. Ни один из основных моих обетов не был нарушен.
Матушка Хильдебранда потрепала Элис по щеке.
— Молодец, — похвалила она. — Мы с тобой преодолели трудное и горькое испытание, дочь моя. Я часто думала, что остальным выпала более легкая доля, в ту ночь они все погибли и теперь пребывают в раю, а я осталась здесь и изо всех сил стараюсь хранить обеты, полностью отдаваясь борьбе с миром, который с каждым днем становится все более безнравственным и греховным. Представляю, как тяжело и тебе пришлось, дочь моя. Хвала Господу, теперь мы с тобой вместе. И больше не расстанемся.
Элис спрятала лицо в коленях у матушки Хильдебранды. Старая женщина опустила руку на светлую девичью головку и нежно промолвила:
— Какие чудесные у тебя волосы. Я совсем забыла, сестра Анна, что у тебя такие красивые волосы.
Девушка подняла голову и улыбнулась.
— Я не видела твоих волос с тех самых пор, когда ты была еще девочкой, — вспоминала аббатиса. — Когда ты явилась ко мне из того мира, где царит грех, у тебя было красивое бледное личико и светлые вьющиеся волосы. — Она помолчала и продолжила: — Остерегайся греха тщеславия. Судьба вышвырнула тебя в этот мир, когда ты стала уже совсем женщиной. На тебе красное платье, сестра Анна, и ты носишь распущенные волосы.
— Меня заставляют так наряжаться, — быстро пояснила Элис. — Другой одежды у меня нет. И я решила, что справедливо будет не подвергать опасности лорда Хью, который мне покровительствует, и не требовать себе темных платьев.
Аббатиса недоверчиво покачала головой.
— Ну хорошо, — ответила она. — Значит, тебе пришлось пойти на компромисс. Но теперь мы начнем самостоятельно строить свою судьбу. Здесь, в этом маленьком домике. Здесь у нас будет новый монастырь. Пока нас двое, но кто знает, возможно, потом прибавится. Мы с тобой будем соблюдать обеты и вести образ жизни, который предназначен нам свыше. Станем маленьким лучом света во мраке этой пустоши. Маленьким лучом света для остального мира.
— Здесь? — ошеломленно выдохнула Элис. — Здесь?
Матушка засмеялась, как смеялась в старые добрые времена, светло и весело.
— А почему нет? — сказала она. — Ты что думала, сестра Анна, служение Матери Божьей требует богатых облачений, серебряной посуды и дорогих свечей? Ты же не настолько глупа. Матерь Божья была женщина простая. Возможно, и дом ее был не намного лучше этого. Ее муж был обычным плотником. Зачем нам хотеть большего, чем было у нее?
Девушка смотрела на нее, раскрыв рот от изумления. Она попыталась собраться с мыслями.
— Но, матушка Хильдебранда, здесь нам не прожить. Летом еще ничего, а зимой здесь ужасно холодно. У нас нет денег, у нас нет еды. И люди станут про нас судачить, а потом придут солдаты…
Однако аббатиса все улыбалась.
— Господь даст нам все необходимое, сестра Анна, — ласково произнесла она. — Сколько молилась я за тебя, сколько молилась о том, чтобы еще раз пожить по законам и правилам нашего монастыря, и теперь, ты сама видишь, молитвы мои услышаны.
Элис покачала головой.
— Ничего они не услышаны! — В ее голосе звучало отчаяние. — Это не ответ на ваши молитвы. Мне известно, каково здесь жить! Здесь грязно и холодно. На огороде не растет ничего съедобного, а зимой снегом заметает дверь так, что не выйти. Господь не желает нам подобной доли.
Хильдебранда рассмеялась — откровенно, как в старые добрые времена.
— Ты рассуждаешь так уверенно, словно знаешь все Его мысли, — мягко заметила она. — Не надо так волноваться, сестра Анна. Будем смиренно принимать все Его дары. Он дал нам друг друга и эту крышу над головой. Как же не думать, что Он добр и милосерден?
— Нет! Это невозможно, — настаивала Элис. — Надо уходить отсюда. Надо уезжать во Францию или в Испанию. В Англии для нас нет больше места. Если мы поселимся здесь и станем исповедовать нашу веру, то навлечем на себя беду.
Старая аббатиса улыбнулась и покачала головой.
— Я дала обет исповедовать мою веру здесь, — возразила она. — Мне было велено свыше руководить монастырем в Англии. И ни слова не было о том, что, если настанут трудные времена, я должна бежать отсюда.
— Почему бежать? — не сдавалась Элис. — Просто найдем другой монастырь, и там примут нас. Мы будем соблюдать наши обеты и вести праведную жизнь.
Аббатиса улыбнулась и покачала головой.
— Нет, — тихо промолвила она. — Господь даровал мне тридцать лет благоденствия и богатства, когда я служила Ему, утопая в роскоши. Теперь Он призвал меня служить в лишениях и невзгодах. Как я могу отказать Ему?
— Матушка Хильдебранда, да вы же не сможете здесь жить! — раздраженно повысила голос Элис. — Вы не знаете, каково это. Вы ничего не понимаете. Зимой вы погибнете здесь. Это просто глупо!
Услышав слова, сказанные столь грубо, аббатиса минуту потрясенно молчала. Потом заговорила мягко, но тоном, не допускающим возражений:
— Я считаю, что такова воля Божья. А я связана обетом повиноваться Ему и во всем исполнять Его волю. — Она помолчала немного и добавила: — И ты тоже.
— Но это невозможно… — пробормотала Элис.
— И ты тоже, — повторила матушка Хильдебранда, и в голосе ее звучало предостережение.
Девушка вздохнула. На какое-то время воцарилась тишина. Стоя на коленях у ног матушки, она увидела в ее глазах слезы.
— Я… — начала было Элис и осеклась.
— Когда ты сможешь вернуться сюда ко мне? — строго спросила матушка. — Надо не откладывая начинать новую жизнь. Для тебя найдется много работы.
Момент раскаяния Элис был очень недолгим.
— Не знаю, — смущенно выдавила она. — В замке все так быстро меняется…
Она замолчала, вспомнив про Хьюго и Кэтрин, про своего ребенка, растущего в чреве.
— Может, на следующей неделе. Да, через недельку приду к вам на несколько дней.
Аббатиса покачала головой.
— Этого недостаточно, сестра Анна, — мягко упрекнула она. — Долгие месяцы ты была оторвана от нашей святой церкви, но ведь перед тем много лет жила с нами. Ты не могла так скоро забыть наш порядок. Сейчас можешь идти, но завтра вернешься в простом темном платье и принесешь с собой все, что сможет подарить нам добрый лорд Хью. А в остальном, мы сами вырастим еду и соткем ткани на платья. Сами изготовим свечи, сами по памяти напишем святые книги. Мы будем печь хлеб и продавать его на базаре, ловить рыбу и тоже продавать. И еще будем делать простые лекарства и другие средства, тоже продавать или отдавать людям, которые в них нуждаются.
