Незримые тени - Дея Нира
«Что же могло так задержать моего крошку? – взволнованно думала женщина. – Разве что…»
Она вздохнула, и пальцы ее затряслись. С мальчиком могло случиться что-то нехорошее. Агата вскочила, расплескав чай. Ждать было выше ее сил. Она велела слугам искать Деметрия. Но им не пришлось идти слишком далеко.
Бледный, как сама смерть, ребенок появился в проеме входной двери, обвел присутствующих пустым взглядом, и рухнул, как подкошенный, к ногам обомлевшей тетки. Он ничего не видел и не слышал, а в этой навалившейся в него темноте было столько покоя, что он позволил поглотить ей себя без остатка.
Следующие три дня мальчика сотрясала жестокая лихорадка.
Его тело становилось то холодным, как лед, то горячим, как раскаленный металл. Тетка не отходила от постели больного и непрестанно молилась, не находя себе места от тревоги. Она всей душой привязалась к племяннику, полюбив, как родного сына. Иногда между мольбами к небесам она посылала проклятия своему жестокому и глупому братцу, не пожелавшего навестить больного мальчика.
Впрочем, как ей сообщили, маленькая сестренка Деметрия сильно простудилась, когда играла на берегу океана на холодных камнях. Зная, как Петер обожает дочь, было неудивительно, что он предпочел остаться рядом с ней.
Что касается мальчика, то врачи терялись в догадках о причине его болезни. Заболевание протекало бесконтрольно, сбивать жар или поднимать температуру тела не удавалось. Организм Деметрия самостоятельно то охлаждался, то разогревался. Попытки завернуть его в несколько одеял или растереть не приносили желаемых результатов. Его тело коченело и становилось буквально ледяным.
Если бы не прерывистое дыхание, можно было бы подумать, что мальчик расстался с жизнью. Спустя какое-то время температура стремительно взлетала, отчего можно было обжечься, касаясь больного ребенка.
По всем признакам он должен был умереть, к ужасу тетки, но врачи раз за разом констатировали необъяснимую жизнестойкость и силу ребенка.
Деметрий не приходил в сознание, но иногда выкрикивал бессвязные слова. Удавалось расслышать, как он произносит имя сестры.
«Бедный мой мальчик! – тетка так и заходилась в рыданиях, гладя его по мокрым спутанным волосам. – Какой же твой отец бессердечный! Так обижать свою кровинушку!».
Причитания эти, впрочем, длились недолго. Добрая женщина понимала, что будь Петер поласковее с сыном, то она, Агата, была бы обречена встречать старость в одиночестве, в окружении слуг, среди дубовой мебели, уже тронутой жучком, и тяжелых пыльных портьер.
Да, она любила свой дом, драгоценный фарфоровый сервиз на двадцать пять персон, тяжелые серебряные четки и висевшие вдоль стен картины достойных художников. Весь дом с его богатым наследством она, не задумываясь, отдала бы в обмен на жизнь и здоровье дорогого Деметрия.
На исходе третьего дня, ближе к полуночи, дыхание мальчика стало ровным, температура тела приблизилась к обычной, а сам он открыл глаза.
Тетка стала звать врача и схватила маленькую теплую ладонь в свою руку, взволнованно спрашивая, как он себя чувствует. Деметрий неторопливо обвел взглядом спальню, помолчал еще с минуту, затем попросил воды.
Тетка немедля исполнила его просьбу. Он жадно осушил один стакан, затем второй, третий, и, наконец, напившись, довольно вздохнул. Изумленная тетка терпеливо ждала, пока ребенок напьется, погладила его по ручонке и принялась расспрашивать, что же с ним стряслось в тот злополучный день.
Деметрий молчал. Он не сводил темных глаз с ее лица, в них появилось какое-то новое выражение. Какое именно, Агата не могла понять, но этот новый взгляд смутил ее, будто это не она была старше его, а он прожил длинную, невероятную жизнь, полную тайн и приключений.
Ребенок перевел взгляд в потолок, произнес всего одну фразу «хочу спать», и ресницы его мягко коснулись щеки.
Тетка, счастливая тем, что болезнь отступила, на цыпочках вышла из комнаты, чтобы спуститься в сад, прогуляться и подышать свежим воздухом.
Что же с того, что мальчик странно смотрит? Просто малыш много перенес. Пусть отдыхает. Еще расскажет, что с ним приключилось.
Но прошла неделя, а Деметрий так и не дал вразумительного ответа на теткины расспросы.
Она услышала, что, когда он был в лесу, ему внезапно стало очень нехорошо и он еле нашел в себе силы добраться назад домой. Мальчик помнил только это. При этом лицо его было столь чистым, светлым, а голос – ласковым, что тетке ничего не оставалось, как поверить ему.
«В самом деле, зачем малышу врать, ведь он так пострадал», – думала она.
Мальчику стало намного лучше, но тетка строго-настрого велела слугам не спускать с него глаз и не разрешать выходить ему за ворота, пока не окрепнет.
Деметрий понимал, что в данных обстоятельствах ему лучше подчиниться.
Как же София?
Все, что произошло в тот миг у обрыва, он отчетливо запомнил, и это не давало ему покоя.
Деметрий видел, как отец уснул под деревом, как сестра резвилась у обрыва, и наблюдал издалека.
Пригорок у обрыва весь порос травой и кустарником, и Деметрий мог затаиться там, чтобы следить за играющей сестрой. Ему открывался вид на океан, прибрежные камни и крутой склон. Мгновение, когда сестра, подгоняемая ветром, запуталась в собственных волосах и бежала к самому краю, врезалось в его память.
Когда девочка занесла ногу над пропастью, и он понял, что сейчас она упадет, внутри него произошло нечто пугающее. Время словно остановилось, раскололось на части от сжавшего страха: любимый человек сейчас разобьется о камни, и он навсегда потеряет ее.
Повинуясь непонятному порыву, мальчик выбросил руки вперед по направлению к падающей сестре, и все в нем отозвалось такой дикой, мучительной болью, что он прикусил язык до крови.
Будто вся масса океана накрыла его с головой, не та, красивая и зеленая, что у поверхности, а та, что таится в самих его глубинах. Черная, беспросветная, неведомая. В этот миг появился другой Деметрий: незнакомый, раздираемый на части, дрожащий от неистовой силы, что пробудилась в нем.
Сквозь пелену своих мук он видел, как летевшая навстречу гибели сестра вдруг замедлила падение, и, словно паря над волной, медленно опустилась вниз.
Деметрий не понимал, что случилось. Не мог дать никакого разумного объяснения своим действиям и тому, что увидел. Впрочем, ему было сейчас не до этого.
Тело словно объяло потоком беспощадного пламени. Невероятная боль потрясла его, как и новые ощущения, что родились в нем.
Как-то ему случилось обжечь пальцы огнем свечи, но тогда он сразу отдернул руку. Кожа сильно покраснела и болела долго, невзирая на то, что заботливая тетка смазывала ожог гусиным жиром три раза в день. Так вот этот ожог показался совершенно незначительным пустяком по сравнению с тем, что он испытал у обрыва. Мальчик хотел броситься к Софии, но в тело словно вонзилась разом сотня ножей, и, захрипев, он ничком
