Незримые тени - Дея Нира
Впрочем, это внешнее послушание длилось недолго.
Когда Деметрий окончательно понял, что его разлучили с сестрой намеренно, в его маленькой голове созрел простой план действий. И он вовсе не собирался плакать или причитать.
Из обрывков разговоров взрослых, исходя из собственных ощущений, он осознал, что отец поселил его у этой милой женщины – его тетки, чтобы он не смог видеть Софию. Но что плохого в том, что он так любит сестру?
Открытие это, впрочем, не озлобило его.
Деметрий решил поступать так, как хочется ему. Мозг его работал совсем не так, как у большинства сверстников. Казалось, он опережал их в развитии на несколько лет вперед. А еще казалось, что он не нуждается ни в чьей любви, утешении и понимании. В этом мире исключением была одна лишь София.
Мальчик с несвойственной ребенку его лет логикой разработал некий план действий, который позволял бы ему беспрепятственно покидать дом тетки. Она обожала племянника, а так как вел он себя безупречно, брала его всюду с собой на прогулки, к подругам или в церковь. Взрослые то и дело трепали за щеки мальчика, норовили обнять и воскликнуть: «Ах, что за чудесный и очаровательный малыш!».
Деметрий же сносил все это молча, с легкой улыбкой, которую можно было принять за смущение. Он старательно запоминал все, что слышал и видел вокруг, а вскоре его удивительная память и врожденный острый ум помогли ему добиться желаемого.
Осторожный и предусмотрительный от природы, Деметрий выжидал. Он хотел убедиться, что ему доверяют.
Мальчик выяснил, что дважды в неделю от рыночной площади, что была видна из окон дома его тетки, к маяку отправлялась повозка с продуктами. Происходило это обычно ранним утром. Агата вставала из постели часов в десять утра, а то и вовсе ближе к полудню, кроме воскресенья, когда они вместе ходили на церковную службу.
Этим вечером в доме были гости, дамы позволили себе перед ужином немного больше хереса, чем обычно. Деметрий давно подметил, что стоит тетке выпить этой резко пахнущей жидкости, которую он сам не переносил, то спать ей крепким сном вплоть до самого обеда.
Перед рассветом нагруженная товаром повозка покинула рыночную площадь и двинулась в сторону побережья. Лошадь бежала резво, извозчик пребывал в хорошем расположении духа, весело насвистывая одну и ту же мелодию, и спустя полчаса повозка остановилась у маяка.
Из дома вышла немолодая женщина в белом чепце и заговорила с извозчиком. Они не заметили, как один из мешков накренился, и быстрая тень мелькнула и пропала за оградой и кустами облепихи.
Расположение комнат в доме Деметрий знал наизусть.
Хотя он и не собирался на этот раз проникнуть в дом, он мог бы с закрытыми глазами найти детскую комнату, из которой его изгнали год назад. Мальчик не рассуждал о справедливости этого поступка, лишь воспринял как данность свершившееся. Самым важным было то, что солнце взойдет, сестра проснется в своей кроватке и подойдет к окну, как она делала это раньше.
Он зажмурился и представил спящую, в облаке кудрявых волос, обнимающей тряпичную куклу с пуговицами вместо глаз.
Деметрий разжал губы и зашептал: «София. София. София…». Он был уверен, что раз уж она слышала его, пока он находился в доме у тетки, то услышит и сейчас, когда он совсем рядом с ней.
В спальне было тихо, только еле слышно тикали часы, но погруженная в глубокий сон девочка, внезапно села на кровати. На ее милом сонном личике появилась растерянность. Она словно почувствовала что-то родное и близкое, будто кто-то позвал ее.
Ее босые ступни коснулись прохладного пола. В дреме София подошла к высокому окну, отодвинула занавеску и неподвижно застыла. Веки ее дрогнули, а губы едва заметно шевелились. Подняв руку, она коснулась пальцами стекла, как раз там, где было ее отражение.
Непроницаемое лицо Деметрия осветилось легкой улыбкой. Зрачки расширились. Сестра услышала его зов.
Теперь, когда он удостоверился в том, что способен звать ее на расстоянии, Деметрий немного успокоился. Он понимал, что София неосознанно реагирует на его призыв, и что, скорее всего, днем она может и не вспомнит этого, но видеть ее, хотя бы издалека, стало смыслом его жизни.
Теперь день и вечер он проводил с теткой, как обычно, путешествуя с ней всюду, а ранним утром убегал из дома, чтобы видеться с сестрой таким необычным образом. Повозка была уже и не так нужна ему. Не чувствуя усталости, словно черпая силы в своей невероятной привязанности к сестре, он прибегал к дому у маяка, где она являлась ему в оконном проеме в длинной белой рубашке с распущенными волосами – прекрасное, любимое видение.
Когда Софии минуло девять лет, ей дозволили гулять рядом с маяком. Впрочем, строго-настрого запрещалось играть у обрыва и у самой воды, если рядом не было отца или няньки.
Деметрий же наслаждался относительной свободой. Он давно облазил здешние скалы и лес, побывал во всех уголках города и соседних деревеньках. Молчаливый, рассудительный, мальчик вызывал у тетки полное доверие.
«Какой умный ребенок!» – то и дело восхищалась она, обнаруживая у него то одну способность, то другую. Агата души не чаяла в племяннике. Женщина не скупилась на хороших учителей для своего крошки и негодовала на брата, который слышать ничего не хотел о сыне и о его значительных успехах в учебе.
«Бесовское все это, – говорил он, отмахиваясь от сестры. – Таких умных детей от Бога сроду не бывает. Мне лучше знать».
Ругая его про себя последними словами от досады, она перестала рассказывать Петеру об успехах Деметрия, убедившись в бесполезности своих доводов.
Деметрий ходил всюду, где ему заблагорассудится. Не имея возможности играть с сестрой, он наблюдал за ней издалека, скрываясь на ветвях деревьев или за пригорком. София, если и чувствовала влечение к изгнанному брату, никак этого не показывала. Любимыми ее занятиями были игры с куклами и прогулки у океана в сопровождении отца.
Смотритель, суровый и властный, с ней становился совершенно покладистым. Он сажал дочь на колени и, как всегда, потчевал рассказами о дальних странах, морских приключениях, быстрых кораблях и невиданных созданиях. Другой его излюбленной темой были наставления святых и неуклюжие попытки пересказать воскресные проповеди священника из маленькой церкви, стоявшей неподалеку от маяка. В его мозгу причудливо сочеталась вера в русалок и Пресвятую Деву, о чем он мог долго и пространно рассуждать.
Как-то раз, когда Петер отправился прогуляться с дочкой, он хлебнул рома больше, чем обычно, а от палящего солнца его сморило под развесистым дубом. Тем временем София расчесала волосы двум своим куклам, угостила их пирожными, слепленными из глины и земли и села
