Незримые тени - Дея Нира
Приоткрыв глаза, Клара с удивлением обнаружила, что хозяин валяется у входа. Когда он приподнялся, то от ярости у него не осталось и следа, одно только недоумение отражалось на его опухшем, красном лице.
– Что такое? – пробормотал он. – Как это я тут оказался?
Экономка и сама не могла ответить на этот вопрос. Она находилась в таком же недоумении.
В комнате находились только они вчетвером: двое взрослых и двое детей. София всхлипывала в своей кровати, а Деметрий находился у нее за спиной. Тогда кто оттолкнул хозяина?
Одна догадка закралась ей в голову, но она отмахнулась от нее, как от чего-то невообразимого.
Она взглянула на смотрителя, потом на Деметрия. Мальчик внешне был по-прежнему спокоен, но только очень бледен, и легкая дрожь сотрясала его худое тело.
– Погоди-ка, – произнесла она, – я сейчас принесу воды.
Не обращая внимания на бормочущего мужчину, который сидел на полу, ощупывая свои руки и ноги, она сходила за миской с водой, промыла раны Деметрия и перевязала их чистой тряпкой.
– Ложись спать, – велела она ему. – Только к сестре не ходи, ты понял? Отца я уведу.
Мальчик кивнул. Он сильно ослабел и теперь ему самому хотелось отдохнуть. Пережитое отняло у него много сил, и теперь он, потрясенный, стремился в лечебные объятия сна.
Наутро смотритель собрался и куда-то уехал, поругавшись с Кларой. Его не было два часа, а затем он вернулся, потирая руки, и заявил тоном, не терпящим возражений:
– Ну, собирай его. Поедет жить к тетке. Хватит с нас дьявольских проделок.
Новость о переезде Деметрий воспринял с тревогой. Как вынести разлуку с сестрой?
Что же ему теперь делать?
Когда отец пришел за ним, он сидел посреди детской, сжимая в кулачке любимую игрушку Софии и тихо что-то напевал себе под нос. Сама девочка стояла рядом с ним, гладила по волосам и утешала.
– Пора! – объявил смотритель.
Мальчик продолжал сидеть.
– Ты слышал меня, щенок?
Деметрий не шелохнулся.
– Задать бы тебе трепку, – заворчал Петер, – но старая ведьма права. Мал ты еще. Успеется.
Он прошелся по комнате, поглаживая усы пальцами.
– Довольно. Софиюшка, деточка, иди сюда. Твоему брату надо уехать, возможно, надолго: смотря как он себя вести станет. Да, Деметрий, что скажешь?
Губы мальчика затряслись, но он не проронил ни слезинки. Не плакал он и когда отец усадил его в повозку.
Мать не вышла проводить сына. Она спокойно восприняла новость о том, что Деметрий уедет жить к сестре мужа. Раз Петер говорит, что для детей так будет лучше, значит, так оно и есть. А пока она свяжет для него еще одно шерстяное одеяльце.
Глядя вслед удаляющейся повозке, экономка, стояла на крыльце с Софией на руках, качала головой и все думала про себя: что за силы вмешались в тот миг, когда пьяный Петер собирался ударить мальчика?
Дар или проклятие
Брата и сестру разлучили, но оказалось, что между ними существует куда более прочная связь, чем мог вообразить их отец. Хотя София всегда испытывала меньшую привязанность к брату, чем он к ней, и внешне ничем не показывала, что скучает, но теперь, когда он уехал, характер ее несколько изменился.
Порой она словно впадала в оцепенение, прислушиваясь к себе. Могла начать странно улыбаться, будто невидимый собеседник произносил нечто забавное.
Экономка заметила, что во время сна девочка могла что-то нашептывать, хмуря брови. Но что именно говорила малышка, она не могла разобрать.
В остальном это была прежняя София. Так же радостно встречала отца, была приветлива и не показывала тревоги или тоски.
Однажды экономка застала ее сидящей в самом углу комнаты. Клара окликнула ее, но девочка даже не повернулась. Клара тихонько подошла и присела рядом с ней. Глаза Софии ничего не выражали. Она смотрела в пустоту, машинально перебирая волосы куклы тонкими пальчиками. Губы чуть заметно шевелились.
Клара поинтересовалась, с кем та разговаривает, но девочка так и не ответила на вопрос. И только когда пожилая женщина легонько встряхнула ее за плечо, она застыла, заморгав, выпустила куклу из рук и, придя в себя, запрокинула личико наверх, широко улыбнулась. Это снова была ее София – ласковая и смеющаяся девочка. Экономка не знала, что и думать.
Отец не замечал изменений в дочкином поведении. Слишком уж он был рад, что отослал сына жить к сестре. Робкий голос совести, взывавший к нему, он игнорировал, оправдываясь тем, что мальчику будет лучше у тетки.
«Лишь бы не было какого греха…» – эта мысль не давала покоя смотрителю. Более всего на свете он страшился тяжкой провинности перед Господом и адского пламени. Будь его воля, он бы мальчишку отправил еще куда подальше, ведь пока дети растут неподалеку друг от друга, они и встретиться смогут.
Впрочем, дальнейшая их встреча стала неизбежностью. Хорошо это или плохо, можно будет судить из продолжения этой истории.
Первые недели разлуки с сестрой Деметрий бродил по чужому дому, заглядывая в окна и не обращал ни на кого внимания, даже на ласковый тон его тетки Агаты.
Она рано вышла замуж и рано овдовела. Собственными детьми небеса ее не наградили, а потому предложение Петера забрать мальчика она восприняла с радостью.
Агата не размышляла о том, что толкнуло ее брата отдать ей племянника, а сам он в подробности не вдавался. Из его невразумительной речи она сделала вывод: мальчик плохо влияет на сестренку и таким образом детям лучше какое-то время пожить раздельно друг от друга.
Но… Деметрий был просто чудо!
Женщина не могла налюбоваться им. Ее даже не смущали его длительное молчание и замкнутость. С одеждой он был весьма аккуратен, сам раздевался и одевался, не звал никого на помощь. Был тих и послушен, ел то, что ему предлагали, не капризничая. Мог просидеть у окна несколько часов или заняться какой-нибудь игрушкой в своей комнате, никого не тревожа и не надоедая взрослым по пустякам. Хотя Агата была бы даже рада, если бы этот чудный ребенок забрался к ней на колени с просьбой почитать книжку.
Она каждый вечер укладывала его спать, рассказывая сказки и волшебные истории, гладя по голове, а потом на цыпочках удалялась прочь, с нежностью глядя на спящего мальчика.
Истинный ангел. Оттого все невероятней казалась мысль, будто этот ребенок мог кого-нибудь обременять.
Иногда она замечала, как Деметрий сосредоточенно что-то шепчет, закрыв глаза. Агата напрягала слух, чтобы разобрать слова, но напрасно: или она стала слишком туга на ухо, или ребенок говорил на каком-то неизвестном ей языке.
«Что ты говоришь, деточка?» – спрашивала она, наклоняясь к мальчику. Деметрий открывал свои ясные чистые глаза, задумчиво глядя на тетку, и коротко отвечал: «Молюсь, дорогая тетушка. Молюсь». Затем смиренно склонял голову.
Она восторженно всплескивала руками, в умилении качала головой и повторяла: «Невероятный ребенок!
