Памелла Джекел - Звезда моря
Анна спокойно выслушала замечания матери, но при упоминании о веере — самом бессмысленном, по ее мнению, женском аксессуаре, она вспыхнула. «Он нужен, как собаке пятая нога» — думала она, и, ища поддержки, взглянула на отца.
Уильям посмотрел на Анну, как будто читая ее мысли. С глупой улыбкой он повернулся к жене:
— Дорогая, может, это не такая уж плохая мысль. Эти знания не повредят. Иногда она сможет помогать мужу в управлении имением. Но, безусловно, она будет учиться и всему тому, о чем ты говорила.
Анна просияла. Она была благодарна отцу, и хорошо знала, что надо попридержать язык.
— Я не допущу, чтобы она уехала из Белфилда, Уильям. Ей нужно больше присмотра, а не меньше.
— Да. Но ей также необходимо светское окружение для того, чтобы она смогла перенять хорошие манеры. Я слышал, что Элиас Болл хочет нанять некого Бенджамина Денниса из Эдинбурга, чтобы открыть в Гуз-Крикс школу. Это будет удобнее для девочки. Ты или Фулборн сможете присматривать за ней вечером.
От этой новости сердце Анны забилось сильнее. Девочка знала, что мать не испытывает особого желания учить ее, но она также не хотела и отпускать ее с плантации. Здесь, возможно, открывалась лазейка к свободе. Но как к этому отнесется мать? Клара, как всегда, стояла за ее спиной, подавая ей еду и пристально глядя на Анну, как будто именно девочка и никто другой была источником беспокойства ее госпожи. Анна, злорадно улыбаясь, уставилась на Клару, не заботясь о том, что кто-нибудь заметит. Она знала, что победила.
— Но о каком «светском окружении» идет речь в такой школе? Чернокожие дети и бедняки? И чему может научить молодую леди Бенджамин Деннис? — не сдавалась мать.
Анна больше не могла молчать. Игнорируя предупреждающий взгляд отца, она «надела» милейшую улыбку и обратилась к Мэри.
— Но, мама, я уже знаю движения самого модного менуэта, могу говорить по-французски, сносно играть на клавикордах и вышивать на гобелене турецкий узор, если придумаю какой. Но неизвестно, как сложится моя жизнь здесь, в Новом Свете, мама. Более или менее стоящий мужчина не захочет иметь жену-недоумка. Если я смогу быть другом и помощником своему мужу, то знание бухгалтерии будет достоинством, а не преградой замужеству. Мой муж не будет знать нужды. — Свой самый веский довод она приберегла напоследок, — к тому же, мама, мне надоел Белфилд. А ты знаешь, если мне что-то надоедает, я совершаю поступки, которые, по твоему мнению, меньше всего мне подходят. Разреши мне поступить в эту школу, и я обещаю, что не опозорю тебя. Я надену корсет, буду скакать в дамском седле и делать прически.
Мэри размышляла. Все-таки она решила не сдаваться.
— Ты будешь вести себя как порядочная юная хозяйка Белфилда? Будешь ли готовить себя к роли жены достопочтенного мужа?
Анна ненавидела сами слова вынужденной клятвы, но, опьяненная предвкушением победы, она ответила:
— Да, мама. Я сделаю все возможное, — пообещала, чтобы завтра забыть об этом.
Мать улыбнулась и взглянула на Уильяма. Ее ладонь опять легла на его руку. Мэри чувствовала, что одержала одну из своих редких побед над Анной в этот вечер.
***В школе Гуз-Крика училось двадцать семь белых учеников, два индейца и один чернокожий. Бенджамин Деннис, доставленный из Англии должным образом, получивший образование в Шотландии, снял одну большую комнату в летнем домике — самом прохладном месте на плантации в жаркие дни — в имении Элиаса Болла в Кенсингтоне вверх по реке Купер. Вначале Анна очень радовалась возможности общения с другими детьми и просто присутствию в классной комнате. В школу она наряжалась тщательнее, чем на бал. Девочка надевала тугой кружевной корсет, алое платье, нижние юбки, передник и шляпу. Она ехала в Кенсингтон на своей лучшей лошади Фоксфайер в сопровождении Чарли, одетого в чистый кожаный жилет. Втайне она носила на талии для защиты и просто для забавы собственный пистолет, оправленный серебром.
Первую неделю учитель внушал ей благоговение. Но очень скоро она нашла в нем недостатки и стала показывать свое презрение. Девочка забрасывала его вопросами на французском языке, на которые тот не мог ответить. Ее мечта об изучении арифметики была разрушена, как только она обнаружила, что учитель слабо знает умножение и совсем не знает деления. Анна поняла, что до сего времени она не знала, что такое настоящая скука, пока как-то ее не заставили двенадцать раз читать псалмы, в то время, как один из младших учеников, заикаясь отвечал на простой вопрос.
Девочка продержалась в этой школе меньше года. За это время она больше узнала о своих ровесниках, чем получила знаний. Вначале Анна, хоть и с неохотой, предложила помогать учить младших, думая, что это развеет ее скуку. Но, получив отказ, она открыто отвергла мистера Денниса, считая его глупцом. Анна попыталась подружиться с другими девочками в школе — их было только четыре — но потерпела неудачу, так как была слишком высокой и слишком сообразительной. Одна юная леди с локонами сказала ей, что «в ней отсутствует набожность» и что «она слишком умна, чтобы это обернулось ей во благо». После того, как Анна обмакнула ее в лужу, девочка организовала заговор против нее: Анну высмеяли и она осталась в одиночестве.
Мальчишки предлагали больше развлечений, но они слишком быстро сдавались. Вначале они брали ее в игру на равных, но, когда в больших домах и школе стали распространяться сплетни, мальчишки дали ей понять, что не будут брать ее в свои игры. В действительности, она не понимала, почему ее выгнали, а потом совсем перестала об этом думать, внушила себе, что не должна. В последней попытке доказать свою значимость, она вызвала одного мальчика «на дуэль». Он подбил ей глаз, после чего она повалила его на землю.
Вначале Анна только пожимала плечами на вопросы родителей о школе. Даже когда она пришла домой с синяком под глазом, Чарли подтвердил ее байку о том, что Фоксфайер занесло в сторону и Анна ударилась о седло. А потом все вопросы внезапно прекратились. Мать не выходила из своих покоев целых семь дней. Доктор приходил и уходил. Когда он входил в кабинет к отцу, то плотно прикрывал двери. Уильям был там один. Когда Мэри вышла из своей комнаты, она была бледна и безразлична ко всему, глаза впали, она почти ничего не видела. Она потеряла ребенка. Доктор сказал, что у нее еще может быть ребенок. Да, с ней все в порядке. Но Анна думала иначе. Она посмотрела на мутные глаза матери, на волосы, клочьями росшие на висках и поняла, что в матери уже нет жизни.
Девочка слышала, как на приемах мужчины поднимали бокалы и произносили тосты вначале за Англию, затем за королеву, а потом за «свободную страну, честных мужчин и плодовитых женщин». И правда, Анна знала очень плодовитые семьи, где было по десять-двенадцать детей у женщин, которые были не старше Мэри. Многие женщины становились мамами в пятнадцать лет и бабушками — в тридцать. Не успев родить одного ребенка, они уже вынашивали другого. И Мэри собирала бельишко для малыша. У нее было стеганное сатиновое одеяльце, белые расшитые шелковые платьица, кружевные рубашечки всех размеров. Мэри говорила, что все это достанется Анне, когда ей придет время рожать.
